В России полным ходом идут политические репрессии, о которых почти не говорят. Не потому, что дело происходит не в Москве, а потому, что место действия – Северный Кавказ. Массовые протесты в Ингушетии привели к отставке главы республики и правительства, вызвали волну уголовных преследований и до сих пор будоражат республику. «Это их кавказские дела, нам в них лезть не стоит», – говорят в остальной России. Между тем многие ингуши считают, что именно события в Магасе стали отправной точкой всех нынешних протестов, от Шиеса до Москвы. Уж как минимум ингушские протесты были самыми масштабными со времён Болотной и Сахарова.
Московские аресты уже называют «новой Болотной». О них много пишут и российские, и зарубежные журналисты, и к каждому арестованному приковано внимание правозащитников. Есть длинные очереди на одиночные пикеты, флешмобы, посвящённые Константину Котову, реакция известных актёров на приговор Павлу Устинову, заявления преподавателей в поддержку Егора Жукова, официальные письма священнослужителей, Киносоюза и «ПЭН Москва», и даже открытое письмо, подписанное Стивеном Фраем, Гертой Мюллер и целой толпой зарубежных политиков и деятелей культуры. За событиями в Ингушетии следят только «Медиазона» и «ОВД-Инфо». Единственное, что обсуждается в Рунете, – переход некоторых ингушских полицейских на сторону протестующих, а потом уголовные дела против них.
Между тем «ингушское Болотное дело» по масштабу совсем не уступает. Уголовные дела открыли против 33 человек, большинство из этих людей уже много месяцев находятся под арестом. В разработке находятся ещё 40 человек, и у следователей есть расширенный список из 150 (республика маленькая, такую информацию здесь невозможно долго хранить в секрете). Сюда же стоит добавить освещавшего протесты журналиста, которому, по всему судя, подбросили героин и из которого выбивали показания под пытками.
Ещё до начала арестов 317 человек были осуждены по закону о несанкционированных митингах со штрафами от 10 до 20 тысяч рублей. Для Ингушетии это большие деньги, четверть всех работающих имеют в республике зарплату меньше 10 тысяч. Около сотни гражданских активистов подверглись преследованиям – обыскам, допросам и задержаниям, – некоторых уволили с работы. Был даже использован новый закон о «фейковых новостях»: одного из старейшин, Мурада Даскиева, оштрафовали за то, что в послании к ингушским депутатам он написал о возможной ликвидации республики из-за очередного пересмотра границ с соседями. Притом что постоянное «отрезание земель» от Ингушетии именно так, по мнению многих, и выглядит.
«Странно, что ты приехала, – сказали мне ингушские активисты. – В Москве никому не интересно, что у нас происходит: «Чурки между собой что-то делят, это их разборки». Общероссийским средствам массовой информации удалось сместить акценты в освещении протестов в Магасе с недовольства властью на межнациональный конфликт между чеченцами и ингушами. И это объясняется, конечно, не только мастерством пропагандистов. В августе я стояла с плакатом против репрессий в Ингушетии во время бессрочного пикета (который начинался в поддержку требований освободить кинорежиссёра Сенцова, а потом включил в себя крымских татар, историка Дмитриева, «Новое величие», «Сеть», «московское дело»). Плакат «Обмен всех на всех» обычно вызывал хорошую реакцию у прохожих, из-за «Нет войне с Украиной!» было много споров, а увидев плакаты о крымских татарах или украинских моряках, люди иногда бросались на меня с кулаками. А плакат про Ингушетию – как будто прозрачный. Только полицейские один раз лениво полюбопытствовали: «А что там в Ингушетии? А то мы и не в курсе». И одна проходившая женщина спросила мужа: «Что у неё на плакате?» Он ответил: «Что-то про Ингушетию». – «А-а-а, про Ингушетию…»
А в Ингушетии внимательно следят за новостями из Москвы, публикуют статьи и фотографии в соцсетях, обсуждают аресты. Меня там всё время спрашивали: «Расскажи, что у вас происходит?» и «Что будет с арестованными?» И мне было стыдно за то, что меня удивляло внимание «к нашим», московским делам. В Москве приятные знакомства случаются в автозаках и полицейских отделениях во время митингов, туда всегда попадают самые интересные, образованные, неравнодушные. Так же и в Ингушетии: за решёткой и в полицейских списках – цвет нации.
Шесть человек, которых назвали лидерами протеста, проходят по статье, предусматривающей до 10 лет тюрьмы («организация насилия, опасного для жизни или здоровья представителей власти в связи с исполнением ими должностных обязанностей»). Учитывая отсутствие судимости, они могут получить «всего» по 5–6 лет. Общественный деятель Барах Чемурзиев, десять лет проработавший на кафедре экономики Санкт-Петербургского университета экономики и финансов. Занимался расследованием коррупционных схем и бюджетных хищений команды Евкурова. Председатель ингушского отделения Красного Креста Муса Масальгов, 30 лет жизни посвятивший благотворительности. Председатель Совета тейпов ингушского народа 67-летний Малсаг Ужахов. Член Совета тейпов ингушского народа, религиозный деятель 65-летний Ахмед Барахоев. Журналист, блогер и гражданский активист Исмаил Нальгиев, проводивший одиночные пикеты в поддержку арестованных и позже сам попавший в их число. Зарифа Саутиева, научный сотрудник, заместитель директора «Мемориала» (музейного комплекса, посвящённого депортации ингушей в 1944 году). Ещё один активист, Ахмет Погоров, бывший глава МВД Ингушетии и автор антикоррупционных расследований, находится в федеральном розыске. В последнем видео на ютьюбе он и Чемурзиев рассказали об одной из коррупционных схем евкуровской команды, а через месяц оказались в числе «организаторов беспорядков».
Публикуя имена арестованных москвичей, все возмущаются: «да он же актёр» или «безобидный программист, а его в тюрьму», или «ему всего 26, и у него дети, да как же так можно», или «преследование журналиста – это покушение на свободу слова». Никого не возмущает арест музейного сотрудника? А двух пожилых, больных людей, которые могут умереть в СИЗО (у Барахоева и Масальгова в тюрьме обострились хронические заболевания)? И разве целенаправленные репрессии против общественных деятелей – это не покушение на политические свободы?
В Москве любили скандировать: «Хватит кормить Кавказ!» А ингуши мне говорили: «Было бы здорово, если бы вы кричали: «Хватит кормить верхушку Кавказа!» Мы бы сами с удовольствием этот лозунг использовали». И добавляли: «Напишите, что дело не только в земле. А в том, что мы устали от беспредела и воровства». Как в Москве протесты формально начались из-за недопуска независимых кандидатов в Мосгордуму, но на самом деле люди вышли в целом против коррупции и несменяемости власти, так и в Ингушетии – возмущение передачей земель Чечне вылилось в антикоррупционное движение.
Коррупция здесь начинается на самом высшем уровне: федеральные власти, и об этом всем известно, забирают откатом 5–10% из тех средств, что отправляются в регион. Продолжается в разграблении бюджета местными властями. И заканчивается повальными взятками за всё: школьные экзамены, получение медицинской помощи и устройство на работу. Вот типичная история (одна из сотен). В 2013 году в Карабулаке построили самый большой мукомольный завод в России. На 5 миллиардов Россельхозбанка, названных «частными инвестициями». На здании повесили портрет Путина, устроили торжественное открытие и разослали релизы в федеральные СМИ. Было заявлено 1500 рабочих мест, но за всё время существования работу тут получили только сторожа. Так и стоит теперь этот завод как памятник российской коррупции. А знакомый фермер, выращивающий зерно, жалуется, что приходится прямо с поля продавать товар за 7–7,5 рублей спиртзаводам, оттого что негде хранить и перерабатывать.
Здесь самая высокая безработица в России, а найти работу не только сложно, но и дорого. Говорят, пост в МЧС стоит от 350 000 рублей, а должность медсестры около 50 000. 64 000 человек и вовсе числились сотрудниками ГУПов, на самом деле не работая и даже не зная об этом (причём ингушей всего около 500 000 человек).
Ингушетия входит в пятёрку самых бедных регионов России. Здесь нищета и разруха, беспредел силовиков и безнаказанность чиновников, расхищающих бюджет. Неудивительно, что лозунги против коррупции, против Юнус-Бека Евкурова и его команды, звучали с первых дней протестов. И так же неудивительно, что глава республики фактически отдал публичный приказ, заявив: протестующих «необходимо сажать в тюрьмы».
Евкуровский министр, а теперь советник нового главы, отмечавший Курбан-байрам самым неожиданным образом – с водкой и женщинами во дворе своего отеля, так объяснял мне, почему люди вышли на протесты.
– Это кучка продажных, им заплатили.
– Кто?
– Запад, может? Кто ещё платит, чтобы люди в России на протесты выходили? Кому надо расшатывать? Кому не нравится, что Путин Владимир Владимирович сделал Россию сильной? Вот они и платят.
В Ингушетии всё как в Москве, только хуже. Есть политический заказ Евкурова, которому поперёк горла антикоррупционные лозунги и обвинения в разграблении Ингушетии. И есть контроль Кремля, откуда подают сигнал всей стране: любое оппозиционное движение будет жестоко подавляться. В итоге 33 человека ждут своих приговоров. И дождутся – не в последнюю очередь потому, что российской общественности, оппозиционным активистам и зарубежным корреспондентам по какой-то необъяснимой причине на них всех наплевать.
Сегодня все только и говорят об обвиняемых по «московскому делу» (и, за компанию, о некоторых других политзаключённых). «Их судят ни за что», «их дела сфабрикованы», «это политический заказ». А как насчёт «ингушского дела»? Оно не сфабриковано? Все сидят «за что»?
Часто можно услышать, что защищают только «своих»: журналисты – журналистов, актёры – актёров, преподаватели ВШЭ – студента ВШЭ. Ингушскому журналисту Рашиду Майсигову угрожали подбросить наркотики. А потом подбросили. И под пытками током выбивали показания. Я не видела ни одной газеты, вышедшей с первой полосой «Я/мы Рашид Майсигов». Журналистская цеховая солидарность на Майсигове почему-то сломалась. Да и те, кто ставили аватарки: «Я Иван Голунов», «Я Егор Жуков», «Я Константин Котов», не скажут: «Я Зарифа Саутиева» или «Я Муса Масальгов». Что не так с Саутиевой или Масальговым? Лицом не вышли? Национальностью?
Мне нравится слоган одиночных пикетов у администрации президента – «Я/мы вся страна». Нравится, что на плакатах имена тех, кто сегодня подвергается преследованиям за участие в мирных протестах или в буквальном смысле ни за что. Но на этих плакатах нет Саутиевой, Масальгова, Барахоева, Ужахова, Нальгиева, Чемурзиева, Погорова, Майсигова, Кациева, Плиева, Дзейтова, Дугиева, Мякиева, Гагиева, Вышегурова, Бапхоева, Бадиева, Озиева, Оздоева, Осканова, Дзязикова, Томова, Ажигова, Мужахоева, Хамхоевых, Аушевых.
Вы точно вся страна? Никого не забыли?
Елизавета Александрова-Зорина – московский писатель и публицист
Источник: svoboda.org
А Сенцов тут причем?