Муса Мальсагов — один из лидеров ингушского протеста. Широко известный в республике человек, гражданин, благотворитель и общественный деятель. Когда поднялась волна народного движения против кулуарной сделки по установлению границ с Чечней, Мальсагов не мог остаться в стороне. И не остался. Взяв отпуск в ингушском отделении Российского Красного креста, который возглавлял, он вышел на площадь. И там, осенью 2018 и в последующем, на митинге 26-27 марта 2019, оказался в центре событий.
Ему, как и другим лидерам протеста, инкриминируют ст 318 ч.2 УК (Применение насилия, опасного для жизни или здоровья, в отношении представителя власти или его близких в связи с исполнением им своих должностных обязанностей, ст 33 ч 3 (организация и руководство преступным сообществом), а недавно добавили еще ст. 282.1 — организация экстремистского сообщества. Мальсагову грозит до десяти лет тюрьмы.
И чем сильнее усердствует следствие, и чем тяжелее обвинения, тем больше людей понимают, что дела сфабрикованы, тем больше сторонников у обвиняемых и тем больше настоящей, человеческой симпатии на их стороне.
Муса Мальсагов в течение четырнадцати лет возглавлял ингушское отделение Российского Красного креста. Он вел благотворительные программы и помогал нуждающимся.
Близкий друг Мальсагова, руководитель правозащитной организации “Машр” Магомед Муцольгов, говорит о нем с огромным уважением и теплом.
“Во время протестов власть поступила по своему обычному сценарию. Лидеров сначала хотели подкупить, потом предлагали должности, а потом запугивали. Позвали на переговоры. Муса выдвинул условие: мы приходим с камерами и записываем весь разговор. Мы знали, что власть попытается сделать “нарезку” беседы и дискредитирует нас. Евкуров категорически не соглашался на присутствие камер. А на публику объявлял, что это мы отказались от переговоров.
На встрече с полпредом Матовниковым мы тоже услышали о предложении нам должностей взамен на сворачивание протеста. Мы ответили, что они, как власть, проявляют неуважение к требованиям народа”.
Евкуров был очень оскорблен, что не смог договориться с нами, в том числе с Мусой. Но с ним и нереально было “договориться”, — констатирует правозащитник.
“Мусу я знаю с 2005 года. Это мужественный, порядочный, благочестивый человек. И очень грамотный. Он стал руководителем ИКНЕ — Ингушского комитета национального единства. Его имя не вызвало ни у кого никаких сомнений. В его жизни и поступках не было ничего, за что можно было бы упрекнуть. Мусе доверяли и доверяют. Друзья, коллеги, соседи, все, кто сталкивался по делу”.
Правозащитник делится, что на первый план в своей деятельности, Муса всегда ставит заботу о людях, он реализовал десятки благотворительных проектов помогая людям, оказавшимся в тяжелой жизненной ситуации.
“Как-то по дороге на работу, Муса остановил машину на обочине, вышел из нее и двинулся в глубину улицы — там, в самом конце, виднелся маленький щитовой домик. Подойдя к дому, он постучал по фанере из которой он был сколочен. На улицу вышла женщина, которая, увидев незнакомого человека, начала волноваться. Она подумала, что ее дети что-то натворили, но Муса ее успокоил и сказал, что домик из фанеры в кругу домов из кирпича, заставил его подойти и поинтересоваться, кто живет в этом доме и нуждаются ли его жильцы”.
По словам Магомеда, хозяйка дома была растрогана и удивлена вниманием Мусы. Она призналась, что до этого дня сталкивалась только с хамством и высокомерием.
По словам правозащитника — это неравнодушие — свойственная Мусе черта характера. Он также вспоминает, что еще в 2008 году, за три недели до отставки Мурата Зязикова администрация президента РФ через своих чиновников спрашивала у ряда авторитетных граждан: кого вы видите главой Ингушетии, (кроме Руслана Аушева).
“Я очень просто ответил, если для народа Ингушетии, то Муса Мальсагов, а если более компромиссный вариант, то Аюп Гагиев — председатель Конституционного суда республики”.
За непокорность и созданные властям неудобства весной 2019 года, прокуратура Ингушетии инициировала в отношении Красного креста внеплановую проверку Минюста. После — организацию внесли в реестр НКО, выполняющих функции иноагентов.
Сделано это было необоснованно, поскольку Красный крест во всем мире декларирует свою деятельность вне политики. Кроме того, по словам Муцольгова, сам Мальсагов никогда не стремился и не желал быть политиком. Однажды он ненадолго попал в Парламент. Как рассказывает правозащитник, фактически случайно.
“Евкуров хотел нас поссорить и внёс Мусу в список кандидатов втихаря. Потом увидел, что ничего не получается и отодвинул его в списках с семнадцатого на тридцатое место, (а в парламенте всего 27 депутатов). Однако, спустя время, подошла его очередь, кто-то из парламентариев умер, кто-то получил другие должности и сложил полномочия. И Муса получил мандат”.
Однако, депутатом он пробыл недолго. Он вышел из Народного собрания, когда позиция парламентариев вступила в клинч с мнением граждан.
В начале 2016 года общественность Ингушетии, в том числе, ряд руководителей некоммерческих организаций отреагировали коллективным обращением на недружественные заявления и шаги властей Чечни. В ответ на это ингушские парламентарии объявили подписантов оппозицией и обвинили в попытке раздуть межнациональную рознь.
Личной реакцией Мусы Мальсагова стало увольнение. Он не пожелал солидаризироваться с лицемерием.
“За короткий период работы депутатом Народного собрания РИ я не обнаружил стремления Народного собрания и Парламента, в целом, решить чрезвычайно важные вопросы республики, такие, как восстановление территориальной целостности, возвращение беженцев из Северной Осетии, существенное снижение числа безработных и другие, — писал Мусса в тексте о причинах своего увольнения.
После оскорбительных высказываний Совета народного собрания РИ в адрес общественности республики и попыток обвинить их в желании разжечь межнациональную рознь, я считаю неприемлемым для себя оставаться в составе депутатов народного собрания Республики Ингушетия. Заявляю о добровольном сложении с себя полномочий депутата”.
“И он продолжил работу на благо Ингушетии как и прежде, общественником и благотворителем. В обилии дел забывал про отдых, — говорит супруга Мусы, Фирдосия. Бывал дома реже, чем хотелось бы”.
Судя по всему, власть боится лидеров протеста даже теперь, когда они сидят в тюрьме. Фирдосия вспоминает, как семьи узников заказали футболки с их портретами для детей. Те с удовольствием оделись и подписали, что это папа. 1 июня жены заключенных собрались и вывезли детей погулять в Магас. Решили сходить в Башню Согласия. На подступах их уже ждали полицейские, сотрудники ЦПЭ. Кто-то сообщил, что будет прогулка. Силовики даже на башню вместе с ними поднялись.
Очевидно, боялись, что готовится захват башни-музея и переворот.
Фирдосия рассказывает, что Мусу, когда он уже был под стражей, принудили написать заявление об уходе с работы по собственному желанию. Он, будучи в СИЗО, написал. Потом в Красном кресте собрали президиум и официально сняли его с должности. Сейчас сотрудники отделения работают на добровольных началах, финансирования нет. Очевидно, что власть стремится закрыть организацию.
По словам супруги, было очевидно, что участие в митингах опасно для Мусы.
“Но я ни разу его не отговаривала. Бесполезно. Тревога, конечно, всегда была. Я его просто просила быть осторожным, не лезть на рожон. Не ходить не просила. Мне кажется, это был долг каждого ингуша, выйти туда, на площадь и сказать свое слово против тайной сделки и фальшивого голосования, а не сидеть молчать в стороне. Он свой долг выполнил.
Муса лидер, за ним идут, он авторитет. Он по жизни очень честный человек. Неудивительно, что его признали одним из лидеров протеста. Всегда занимался общественной деятельностью и гуманитарной. Это в крови у него, — помогать людям. Если узнавал, что человек в беде, не оставлял без помощи. Видя несправедливость, которую наши власти учинили, он просто не смог остаться в стороне во время протестов, не смог промолчать”.
Собеседница показывает список всех общественных постов Мальсагова: член комиссии по помилованию при главе республики, член координационного совета неправительственных организаций, член союза благотворительных организаций, член межведомственной комиссии по профилактике СПИДа, член общественного совета при МВД, депутат народного собрания.
Большой перечень наград, грамот, благодарностей от руководства республики. Этот список семья принесла прокурору республики, пытаясь добиться справедливости для Мусы.
Тот ответил, что дело не в юрисдикции Ингушетии, он ничего не может сделать. Жене даже не дают свидания, — следователи не позволяют.
“Видимо, боятся, что он мне тайны расскажет, или через меня на свидетелей повлияет”, — улыбается женщина.
СИЗО
Лишь на заседаниях по продлению меры пресечения ей удается обменяться с мужем парой слов. “Спрашиваю, как дела — он улыбается. Никогда не признается, если плохо. Держится очень достойно”.
В письмах приходится быть крайне сдержанными, тюремщики все читают. И конечно же, там ни одного слова не должно быть на ингушском. Это единственная связь. Стоит отметить, что ингушей вместе в камерах не держат. Видимо, следствие опасается сговора и протеста.
“С Муссой кабардинцы сидели, русские. В какой-то момент к нему начальник тюрьмы пришел и попросил повлиять на несовершеннолетних пацанов, хулиганов. Подсадил к нему на перевоспитание. Мусса очень правильный человек. Эти парни какое-то время с ним сидели”.
В первые сутки после ареста ареста Мусу Мальсагова, Бараха Чемурзиева и Ахмеда Барахоева не могли найти в республике. Оказалось, их вывезли в СИЗО Нальчика из Ингушетии на вертолете — власти боялись, что протестующие перекроют им дорогу или устроят беспорядки. Психолого-лингвистическая экспертиза выступления Мусы Мальсагова на митинге показала, что в речах оппозиционера отсутствует побуждение аудитории к каким-либо насильственным или разрушительным действиям, а также признаки угрозы совершения каких-либо действий. Тем не менее он, и другие лидеры протеста Ингушетии по надуманным основания удерживаются в СИЗО почти год.
Адвокат Магомед Беков, представляющий интересы Мусы Мальсагова, считает, что несмотря на то, что доказательств виновности лидеров протеста никаких нет, выиграть это дело или хотя бы минимизировать сроки, можно будет только при наличии политической воли и “команды” сверху. Даже при том, что санкция статье “организация экстремистского сообщества” — от 6 лет лишения свободы. В этом случае, по словам адвоката, суд может признать некоторые обстоятельства, смягчающие вину, исключительными: такие как преклонный возраст фигурантов, отсутствие судимостей, заболевания, ну и так далее и опуститься ниже низшего предела в приговоре.
“Если всё пойдёт в законном русле и будут прислушиваться к защите, что маловероятно, конечно же, эта статья вообще должна отпасть.Если этой воли не будет, я боюсь предположить, что сроки будут серьезные. К сожалению мой прогноз неутешительный потому что в этом деле нет ничего законного и решения не будет законным, оно будет политическим”.
Когда папа вернется, соберемся и поедем.
У Мусы четверо детей школьного и дошкольного возраста. Фирдосия утром развозит всех на занятия на семейной авто, потом заезд по второму кругу — кружки и дополнительные занятия. Она пока не работает, — физически не хватает времени. Говорит, в отсутствие кормильца девери помогают. У Мусы шесть братьев. Они поддерживают. Вообще, поддержка семьи в широком смысле очень велика.
“Не было такого, чтоб у нас продуктов не было или, не на что ребенка в школу приготовить. Я сама не работаю, считаю, что внимание важнее дать детям, чем работе. Пока Муса был на воле, мне и не нужно было зарабатывать. А сейчас не успела бы”.
В “мирное” время, говорит Фирдосия, Муса любил бывать с семьей, любил играть в бильярд. Даже планы были, когда построят свой дом, оборудовать бильярдную. Из других увлечений — лыжи.
“Ездил в горы, чтобы морально отдохнуть. В Джейрах, в Приэльбрусье. Но редко получалось с его работой. То командировки, то на работе загружен. Дети сейчас очень ждут возвращения папы, мечтают поехать на природу, на шашлыки.
Последний раз вместе ездили прошлым летом на Ассу. Дети вспоминают поездку, говорят, когда папа вернется, именно также соберемся и поедем”.
