В России полным ходом идут политические репрессии, о которых почти не говорят. Не потому, что дело происходит далеко от Москвы. А потому, что место действия — Северный Кавказ. Даже оппозиционеры, и либеральные, и левые, смотрят на этот регион — патриархальный, по большей части исламский, неспокойный — с предубеждением. Даже зарубежные журналисты, освещающие протесты в России, об этих событиях почему-то молчат.
Между тем осенью и весной в Ингушетии, маленькой мусульманской республике на Северном Кавказе, прошли массовые протесты, которые привели к отставке главы республики, вызвали волну уголовных преследований и до сих пор будоражат Кавказ. Формальной причиной стали соглашения о границе между Ингушетией и Чечнёй, подписанные осенью 2018-го года главой Ингушетии Евкуровым и главой Чечни Кадыровым. Тогда часть Сунженского района Ингушетии перешла к Чечне, и это вызвало протесты — сначала против передачи земель, а потом против коррупции в целом и самого Евкурова в частности. Земли отстоять не удалось, а вот главу республики, правившего почти 11 лет, ингуши сбросили — его отставка была одним из главных требований.
“Болотное дело” было самым резонансным и масштабным за всё время правления Путина. К уголовной ответственности было привлечено более 30 человек, получивших сроки до 4 лет, и многие оппозиционеры тогда бежали из России. О “Болотном” вышло огромное количество статей, исследований и книг.
Фигурантов “Московского дела” — 32. Многие получили тюремные сроки, самый большой из них — 5 лет, несколько человек бежали за границу О них много писали и российские, и зарубежные журналисты, к каждому арестованному было приковано внимание правозащитников. Были длинные очереди на одиночные пикеты, флешмобы, официальные обращения, заявления и даже открытое письмо, подписанное Стивеном Фраем, Гертой Мюллер и целой толпой зарубежных политиков и деятелей культуры.
“Ингушское дело” по масштабу совсем не уступает. На сегодняшний день к уголовной ответственности привлечены 44 человека, в отношении 22 человек уже вынесены обвинительные приговоры, в республике постоянно проходят обыски, аресты и допросы участников митинга. Освещавшая протесты журналистка Изабелла Евлоева и правозащитник Магомед Муцольгов скрылись от преследований в Европе, а у следователей есть список из 150-ти участников митингов, которых в любой момент могут привлечь к ответственности. Стоить упомянуть и освещавшего протесты журналиста Рашида Майсигова, которому угрожали, потом подбросили наркотики и под пытками током выбивали показания.
Спустя год после последнего митинга, феврале-марте 2020-го года, были арестованы ещё двенадцать человек. Девяти из них предъявили обвинение в нападении на полицейских.
После протестов также уволили 17 сотрудников ППС. В отличие от разгонявшей митинги Росгвардии, сформированной из жителей других регионов, в ППС служили ингуши. Они отказались участвовать в силовом разгоне и пытались уговорить людей разойтись мирным путём, за что сейчас против них открыто уголовное дело за неисполнение приказа.
Протесты начались 4 октября 2018-го с многотысячного круглосуточного митинга в Магасе, столицы Ингушетии. Через несколько дней он был санкционирован властями. В течение двух месяцев в Магасе прошло несколько таких митингов, и главный лозунг был: “Земля, земля и ещё раз земля”. Протесты ни к чему не привели, и новая граница была подтверждена Конституционным судом России.
Пожалуй, нет на сегодняшний день другого российского региона, где вопрос границ был бы таким острым и болезненным, как в Ингушетии. В 1944 году по приказу Сталина ингуши, вместе с чеченцами, были депортированы в Казахстан, и их земли поделили между соседями. Не все из них им вернули после возвращения домой в 1957 году. После распада СССР, в 1992 году из-за одного из таких районов у Ингушетии был военный конфликт с соседней Осетией, на стороне которой была российская армия. (Жестокость, с которой тогда расправились с ингушами, объяснялась тем, что российские власти пытались втянуть в этот конфликт Джохара Дудаева, но тот не поддался.) Оставшиеся у Осетии земли ингуши и сейчас называют временно оккупированными. Теперь от Ингушетии отрезали земли в пользу Чечни, сделав самый маленький регион России ещё меньше. Многие считают, что в планах Кадырова — поглотить соседнюю республику, пользуясь безграничной властью, которую дал ему Путин.
Ингушские протесты продолжились 27 марта 2019, но это уже были протесты не только против соглашения о границе, а за отставку правительства. Как в Москве протесты формально начались из-за недопуска независимых кандидатов в Мосгордуму, но на самом деле люди вышли в целом против коррупции и несменяемости власти, так и в Ингушетии — возмущение передачей земель Чечне вылилось в антикоррупционное движение. Тогда и произошли столкновения с полицией. Если можно назвать столкновениями разгон вооружёнными до зубов экипированными силовиками безоружных людей, некоторые из которых начали бросать в полицейских стулья и металлические заграждения.
Ещё до начала арестов 317 человек было осуждено по закону о несанкционированных митингах, со штрафом 10 000 — 20 000 рублей. Для Ингушетии это большие деньги — четверть всех работающих ингушей имеют зарплату меньше 10 000. Около 100 активистов подверглись преследованиям — обыскам, допросам и задержаниям. Некоторых уволили с работы.
В Москве приятные знакомства случаются в автозаках и полицейских отделениях во время митингов. Туда всегда попадают самые интересные, образованные, неравнодушные. Так же и в Ингушетии.
Семь человек, которых назвали лидерами протеста, поначалу проходили по статье “организация насилия, опасного для жизни или здоровья представителей власти в связи с исполнением ими должностных обязанностей”, но в январе 2020 года им было предъявлено новое обвинение — организация и участие в экстремистском сообществе.
Это:
Общественный деятель Барах Чемурзиев, десять лет проработавший на кафедре на кафедре экономики Санкт-Петербургского университета экономики и финансов. Он занимался расследованием коррупционных схем и бюджетных хищений правительства Ингушетии.
Председатель ингушского отделения “Красного креста” Муса Мальсагов, 30 лет жизни посвятивший благотворительности.
Председатель Совета тейпов ингушского народа 67-летний Малсаг Ужахов. Совет тейпов, если перевести на современный язык, это общественно-политическая организация, в которую вошли представители самых авторитетных родов Ингушетии.
Член Совета тейпов ингушского народа, известный религиозный деятель 65-летний Ахмед Барахоев. (У Барахоева и Ужахова серьёзные проблемы со здоровьем, обострившиеся в СИЗО, где они не получают необходимого лечения).
Журналист, блогер и активист Исмаил Нальгиев, проводивший одиночные пикеты в поддержку арестованных и позже сам попавший в их число.
Багаудин Хаутиев, общественный деятель, глава Совета молодежных организаций Ингушетии.
Зарифа Саутиева, научный сотрудник, заместитель директора “Мемориала” (музейного комплекса, посвящённого депортации ингушей в 1944 году). Когда в СИЗО брали образец почерка, она написала стихотворение Мандельштама и приписала: “Надеюсь, я закончу не как Мандельштам”.
Ахмеду Барахоеву, Мальсагу Ужахову и Мусе Мальсагову грозит от 6 до 10 лет, Зарифе Саутиевой, Бараху Чемурзиеву, Багаудину Хаутиеву и Исмаилу Нальгиеву — от 2 до 10 лет.
Ещё один активист, Ахмед Погоров, бывший глава МВД Ингушетии и автор антикоррупционных расследований, находится в федеральном розыске и прячется где-то в республике. В последнем видео на Youtube он и Чемурзиев рассказывают об одной из коррупционных схем главы республики. А через месяц оба оказались в числе “организаторов беспорядков”. В доме его 93-летнего отца Саражудина Погорова, прошедшего и депортацию, и войну с Северной Осетией, уже четырнадцать раз проводили обыски. Вооружённые до зубов силовики, в балаклавах, приезжали на военных машинах, окружали дом, перекрывали три улицы вокруг, выгоняли всю семью из дома на несколько часов. Сам 93-летний Саражудин также был участником всех митингов. “Ноги не ходят уже, здоровья нет, но на митинг всё равно пошёл. Потому что должен был быть со своим народом”.
Летом 2019-го несколько активистов стали помогать заключённым по “ингушскому делу”: собирали деньги, отправляли посылки в СИЗО, поддерживали родных заключённых, оставшихся без единственного кормильца. Так образовалась группа “Неотложка”, которая каждый десять дней развозила продукты и вещи политузникам. Среди активистов были люди самых разных профессий — медики, мелкие предприниматели, деятели культуры, а главным координатором стала Аза Халухаева, парикмахерша и владелица крошечного салона.
Волонтёрская группа существовала до тех пор, пока местный ЦПЭ — центр по противодействию экстремизму — не заинтересовался активистами. Когда я приехала в Ингушетию, чтобы снимать фильм о волонтёрах, полиция встречала меня уже у вагона. Через несколько дней меня и активистов “Неотложки” вызвали в ЦПЭ на допрос. Вообще ингушский ЦПЭ — зловещее место, знаменитое пытками и издевательствами. Обычно федеральные власти покрывают происходящее за его высокими стенами, но один из начальников был настолько жестоким, что вместе с помощниками был осуждён за пытки.
На допросе следователь всячески пытался добиться от каждого из нас слов о том, что мы состоим в организации “Неотложка”, хотя это была всего лишь волонтёрская группа. Сотрудники ЦПЭ пытались отыскать признаки экстремизма в том, что несколько человек помогают заключённым продуктами, вещами и письмами. Группу “Неотложка” пришлось распустить, потому что все её активисты рисковали стать новыми фигурантами “ингушского дела”. Любая деятельность, связанная с помощью политузникам, может попасть под статью об экстремизме, а любая поддержка ингушских активистов рискует быть названной “пособничеством”.
Ингушетия входит в ТОП-5 самых бедных регионов России. Здесь страшная нищета и разруха, абсолютный беспредел федеральных силовиков и полная безнаказанность чиновников, расхищающих бюджет. Коррупция здесь начинается на самом высшем уровне — федеральные власти забирают откатом 5-10% из тех средств, что отправляются в регион. Продолжается в разграблении бюджета местными властями. И заканчивается повальными взятками за всё — школьные экзамены, получение медицинской помощи и устройство на работу.
Схемы грабежа на высшем уровне поражают простотой и наглостью. Открывается, положим, какая-нибудь сельскохозяйственная компания, получает — под поручительство республиканского правительства — госкредит, а затем банкротится. Кредит, ни копейка которого не была потрачена на заявленный проект, списывается. Или, к примеру, правительство Ингушетии заключает договор с компанией (принадлежащей члену провластного клана) на строительство жилья для сирот или беженцев. Получив огромные деньги, компания либо вообще ничего не строит, либо так разворовывает бюджет, что дома начинают разрушаться ещё до того, как туда въезжают люди. Опять же, никаких санкций и наказаний компания не несёт. Так Евкуров публично заявил о том, что все ингуши, беженцы Чеченских войн, получили жильё. Я видела беженцев, которые до сих пор ютятся у родственников или в съёмных квартирах, и по данным местных активистов, их 2500 человек. И это через 25 лет после начала первой Чеченской.
Вот типичная история (одна из сотен). В 2013 году в Ингушетии построили самый большой мукомольный завод в России. На 5 миллиардов Россельхозбанка, названных “частными инвестициями”. На здание повесили портрет Путина, устроили торжественное открытие и разослали релизы в федеральные СМИ. Было заявлено 1500 рабочих мест, но за всё время существования работу тут получили только сторожа. Так и стоит теперь этот завод посреди поля как памятник российской коррупции. А фермеры, выращивающие зерно, жалуются, что приходится прямо с поля продавать его за копейки спиртзаводам — оттого что негде хранить и перерабатывать.
Правда перед Москвой иногда приходится отчитываться. Местные врачи рассказывали, как министерство здравоохранения открывало в Ингушетии новый сердечно-сосудистый центр. Перед приездом столичной комиссии из приёмного отделения республиканской больницы выселили пациентов и повесили вывеску “сердечно-сосудистый центр”. Потом такой же центр открыли в другом месте, специально построенном двухэтажном здании, куда занесли кровати, тумбочки, старое оборудование, и повесили уже ранее использовавшуюся вывеску. На всё это было “потрачено” 46 миллионов бюджетных рублей. И это при том, что местные врачи жалуются на отсутствие самых простых и необходимых лекарств.
Нет такой сферы, которую бы коррупция здесь не разъела, как ржавчина. Глава Ингушетии Евкуров даже оказался отлучённым от мусульманской общины из-за хищений средств и пожертвований на республиканскую Соборную мечеть.
Так что ничего удивительного, что на митингах тема коррупции звучала с первых дней. И так же неудивительно, что Евкуров фактически отдал публичный приказ, заявив: протестующих необходимо сажать в тюрьмы.
Один из его министров, отмечавший курбан-байрам самым неожиданным образом — с водкой и женщинами во дворе своего отеля, так объяснял мне, почему люди вышли на протесты.
— Это кучка продажных, им заплатили.
— Кто заплатил?
— Запад, может? Кто ещё платит, чтобы люди в России на протесты выходили? Кому надо расшатывать? Кому не нравится, что Путин, Владимир Владимирович, сделал Россию сильной? Вот они и платят.
У юристов, защищающих обвиняемых, самые мрачные прогнозы. В Ингушетии всё, как в Москве, только хуже. Есть политический заказ Евкурова, которому поперёк горла антикоррупционные лозунги и обвинения в разграблении Ингушетии. И есть контроль Кремля, который подаёт сигнал всей стране — любое оппозиционное движение будет жестоко подавляться. В итоге семь человек — Зарифа Хаутиева, Малсаг Ужахов, Ахмед Барахоев, Исмаил Нальгиев, Муса Мальсагов, Багаудин Хаутиев, Барах Чемурзиев — уже год находятся в тюрьме в ожидании приговора. Который может обернуться десятью годами тюрьмы. И дождутся — не в последнюю очередь потому, что российской общественности, оппозиционным активистам и зарубежным корреспондентам по какой-то необъяснимой причине на них всех наплевать.
Елизавета Александрова-Зорина
