Ингушский юрист Магомед Беков опубликовал перевод статьи из выпуска французского журнала от 1895 года, в которой оперная певица Надежда Каракаш описывает свои впечатления от посещения горной Ингушетии в составе экспедиции.
Как рассказал юрист «Фортанге», ингушский архивист-поисковик Берснако Газиков поделился статьей с членом его тейпа Русланом Бековым. Совместными усилиями Магомед Беков, его брат Хамзат и Руслан Беков нашли журнал в национальной библиотеке Парижа и перевели на русский язык.
Автор статьи — Надежда Ивановна Каракаш, оперная певица, которая в 1891 году оказалась со своим супругом в составе экспедиции в Ассинском ущелье при геологических изысканиях дороги Владикавказ-Тифлис. «После данной экспедиции Надежда Каракаш, которая являлась оперной певицей, написала статью о своих впечатлениях посещения горной Ингушетии, которая была опубликована в 1895 году во французском журнале LE MOND ILLUSTRE, где также были опубликованы фотоснимки селения Таргим, Джейрахского района, Ингушетии, где запечатлена и родовая башня рода Бековых (Бекъанаькъан)», — пишет Беков.
Le Monde illustré («Иллюстрированный мир») был ведущим иллюстрированным еженедельным политическим журналом во Франции, который выпускался в период 1857-1940 годов и с 1945 по 1956, говорится в статье «Википедии».
Приводим предоставленный Бековым перевод статьи про ингушей из французского журнала дословно. С иллюстрациями можно ознакомиться в конце материала.
«Есть на Кавказе ещё малоизвестные народности, особых нравов, и наши читатели наверно согласятся, если мы представим им одну из них. Речь идёт об ингушах, народе в составе около десяти тысяч душ, который живёт в дикой и живописной долине реки Аса, притока Терека, который в свою очередь пересекает район Владикавказа.
Деревни ингушей называются на местном языке Аулы, они построены в самой горной части долины и представляют очень оригинальный вид. Эти аулы состоят из каменных башен высотой от двадцати до двадцати пяти метров и площади от пяти до десяти метров. Каждая башня стоит на живописном месте, или на крутых склонах горы, или у самого подножия скал. Как видно на рисунке, где представлена деревня Таргим, эти башни в большинстве своём разваливаются, ведь сегодня они совсем не важны. Было совсем иначе в старые времена, когда стратегия этих первобытных народов умела пользоваться этими строениями, как самым могущим защитным средством. Сегодня старые башни защищают дома, которые жители с удовольствием строят у их подножия, и они сохраняют от своего бывшего величия хотя бы не такую упавшую роль.
Интересно заметить, что окна этих башен имеют форму креста. Этот волне христианский символ, кажется, показывает, что древние ингуши не принадлежали исламизму. В самом деле трудно предполагать, что мусульмане согласились бы использовать даже с полезной целью орнамент, который они ненавидели. К тому же можно давать другие доказательства этой идее. Мы их найдём в маленькой церкви, которая находится недалеко от Таргима в одной маленькой деревне, Кайраш, на слиянии рек Аса и Фкаба-Фшоч. Этот древний храм, с полуразрушенной крышей, полуразвалившийся, показывает ещё над воротами, в полукруглом пологе, довольно хорошо сохранившийся барельеф. С одной стороны находятся скульптуры фигур апостолов, один из которых обнимает крест; в центре барельефа миниатюрная церковь с колокольней; справа одна рука держит частично сломанный крест. Карниз вдоль крыши очень повреждён, но кажется были некоторые попытки ремонта, как будто какая-то набожная рука постаралась бороться против разрушения и оскорблений времени. Сегодня это священное место пусто, и воды от дождей спускаются с горы и входят в него свободно, покрывая землю песком и камнями. Иногда пастухи, стада которых пасутся в этих отдалённых местах, приходят сюда ночевать со своим скотом.
Давайте посмотрим теперь ингушские кладбища. Они состоят из настоящей деревни склепов, названных Чурт. То, которое находится в Таргиме, расположено на крутых и каменных склонах горы. Его чурты — небольшие строения площадью два квадратных метра, их крыши покрыты шифером. Внутри склеп разделён на два или три этажа, на каждом из них лежат ряды скелетов взрослых и детей, завернутых в цветные лохмотья, названные бешметами, это какая-то кавказская одежда. По словам ингушей, каждый чурт является семейным склепом, они были построены во времена великой эпидемии холеры или чумы. В этом отношении ингуши рассказали мне, что эпидемия была такая резкая, и количество умерших такое большое, что не было времени их хоронить; тогда те, кто болели, сами ходили на кладбище, ложились в своём чурте и ожидали там смерть.
У ингушей нет понятия времени, и они не могут сказать, в какую эпоху была эта эпидемия; если судить по лохмотьям, которые ещё не гнилые, и по костям, которые ещё не совсем побелели, тогда это время наверно не очень далеко от нас.
Ингушская женщина не отличается красотой. Её порода не чистая, и тяжёлый труд ещё добавляет к её некрасивой внешности. В самом деле она разделяет с мужчиной все работы на полях, зато сильный пол не разделяет с ней работу по дому, было бы для мужчины оскорблением носить воду или работать метлой. Среди оскорблений, которые ингуши употребляют, одно из более распространённых — «он хуже женщины, он даже хуже вдовы». Такой нюанс можно понять, если знать, что жених покупает жену, он платит за неё 105 рублей (калым) её родителям, но если она вдова или разведена, то она стоит уже только половину этой суммы, даже четверть, если она второй раз вдова. Мне сказали, что за женщину, которая разводилась несколько раз, дали только две овцы и четверть фунта табака.
Если говорить о браке, давайте кое-что расскажем о свадьбах у ингушей. Мы здесь показываем фотографии, на которых видно, как невеста приходит к жениху домой. Для всех мужчин невеста должна быть невидимой, она сидит в маленькой низкой комнате, душной и вызывающей тошноту, впрочем это никому не мешает; она сидит в окружении всех близких, и никакой мужчина не осмелится войти в этот вонючий гинецей (с греческого — женская половина [в древнегреческом доме] — Прим. ред.) В это время пир идёт во дворе дома под синим открытым небом. Самые знаменитые гости приглашены и они сидят на крыше, которая тогда представляла собой торжественную трибуну. Этим важным гостям дают табуреты; другие сидят как могут. Как видно на фотографии, справа перед маленьким столом сидит мужчина, это мулла, магометанский священник, который, впрочем, ничем не отличается от других ингушей. За этим столом собирают деньги для пира; каждый новый прибывающий должен предстать перед этим сборщиком и дать несколько копеек, после чего ему предлагают кушать кусок чувека, это какая-то лепёшка из ячменя, и кусок сыра. Потом на деньги, собранные муллой, покупают овцу, которую жарят целиком в большом котле. Во время праздника женщины стоят разными группами, потом танцуют, хотя замужние женщины не могут танцевать. Под гармошку, на которой всегда играет девушка, один ингуш начинает плясать, неуклюже, кругом, потом одна девушка выходит из своей группы и встаёт перед ним, и тогда начинается танец вдвоём, этот танец очень распространён во всём Кавказе, он очень популярен, он называется лезгинка. Это длится два или три дня, после чего ингуши, уставшие и сытые, возвращаются домой.
Ингуши очень гостеприимны к иностранцам, и они очень тщательно следят за тем, чтобы внутри стен их деревни ничего плохого не случалось с их гостями. Но между собой эти люди проявляют редчайшую жестокость. Месть кажется одним из их любимых законов; кстати это общий закон во всём Кавказе. Нету никакого убийства, которое оставалось бы без мести; всегда один родственник убитого будет защищать свою честь и убивать убийцу или одного родственника. Такое состояние нелюбви может длиться несколько лет и даже проходить несколько поколений. Оттуда вечное ношение оружий, оно стало таким традиционным, что даже дети вооружены кинжалами и пистолетами.
Огнестрельным оружием является ружьё, ведь власти запрещают ношение более изысканного оружия. Однако ингуш больше любит кинжал; это его верный друг, он защищает его от врага, он тоже пользуется им чаще всего, чтобы зарезать овцу или рубить дрова.
Ингуш и казак являются потомственными врагами, со времён покорения страны. Тогда казаки отталкивали горцев в отдалённые места горы, а пригодные для сельского хозяйства земли и аулы были выданы казакам.
Тёмные осенние и зимние ночи обычно прерваны сценами кражи и убийства. Ингуши спускаются со своего высокого жилища в деревни казаков, они срывают кинжалом забор вокруг конюшни, входят туда, уводят коней, коров, даже ульи с пчёлами. Надо сказать, что казаки платят им той же монетой и охотятся на ингушей, как на скот. Вот фотографии двух сцен одной драматической истории, которой я был свидетелем.
Однажды ночью один ингуш вошёл во двор казака для того, чтобы красть лошадей. Ни о чём не думая, ингуш засунул руку через дыру на двери конюшни, чтобы выдвинуть засов. К большому несчастью ингуша, владелец конюшни как раз спал там. Испуганный шумом, он схватил ружьё в темноте и выстрелил в то направление, откуда слышал шум. Случайно пуля нашла нужное направление, пересекла дверь и попала прямо вору в грудь. Тот упал на месте, издавая страшный крик. «Аллах!» — закричал один его соучастник снаружи, он тоже выстрелил и убежал. И всё стало тихо. Тогда наш казак захотел выйти, он направился к двери, схватил засов, и его рука одновременно схватила руку одного трупа. Понимая, что надо оставить место нетронутым, чтобы юстиция сделала своё дело, наш казак выходит из конюшни через крышу и обнаруживает вора в ловушке, как лиса в западне. Я успела снять эти две фотографии до наступления юстиции.
Такие сцены часто повторяются, и наверно можно уже предвидеть, что когда-нибудь одно племя истребит другое; нам кажется достоверным, что племя ингушей исчезнет. Если эти короткие строки помогут хранить о нём воспоминание, то мы будем вполне довольны».
Фото: журнал Le Monde illustré
