Уважаемый суд, уважаемые присутствующие. Это небольшая заметка, я ее сделал сегодня утром (28 июля — в день оглашения решения по апелляции), у меня был блокнот. Когда я ознакамливался с материалами уголовного дела, я вносил записи и случайно сегодня утром просто пробежался, может, что-то забыл? Просто чтобы показать абсурдность всего, что происходит и всего, что происходило в республике, и кто на самом деле стоял за тем, что народ возмутился против несправедливости, я вам приведу один пример.
Вот Народное собрание РИ — это так называемые народные избранники, парламент, законодательный орган республики. Они принимают вот эти документы, есть в материалах уголовного дела… Они принимают 4 октября 2018 постановление за номером 654 о том, что они одобрили в 1 чтении закон РИ «Об утверждении соглашения «Об установление границ между Чеченской республикой и Республикой Ингушетия», внесенный Правительством РИ. Как только они принимают этот акт, там была подтасовка, все это мы знаем. Депутаты этого парламента сразу обращаются в следственные органы о том, что произошла подтасовка, фальсификация итогов голосования и так далее.
И следственный комитет обращается в правительство республики Ингушетия с запросом, что за проект, выдать документы и так далее. Это происходит в течение одной недели — 10.10.18 года, то есть через шесть дней после того, как закон якобы был принят, правительство отвечает за номером 1677 в Следственный орган о том, что правительство РИ не принимало участия в разработке проекта закона, не вносило проект закона в Народное собрание. В этой связи Народное собрание не может ничего представить в Следственный комитет.
То есть, парламент на основании якобы проекта правительства, принимает закон. Депутаты, не мы! Нас же обвиняют в том, что мы ввели людей в заблуждение, спровоцировали там и так далее! Не мы обращаемся. Следствие говорит, что мы давили на депутатов Народного собрания. Не мы их заставили, они сами пошли, обратились в следственные органы о том, что произошла фальсификация.
Следствие обращается в правительство, и правительство отвечает. Мы не участвовали в этом. Мы не участвовали ни в проекте, ни в подготовке, не обращались в парламент. Это все происходит в течение недели. А обвиняют нас. Вот коллапс. По-другому нельзя назвать — коллапс власти.
Приехал человек с администрации президента Российской Федерации, он встречался по отдельности с каждым там. Разговаривал, пытался узнать, в чем дело, как успокоить людей. Они прекрасно понимают, что они натворили, то, что натворил там глава субъекта, что натворил там полпред. И они начинают разбираться, и он говорит: я вижу, говорит, коллапс власти. На самом деле он сам нам говорит: просто посмотри, как принимаются документы, что происходит и как реагирует власть. Они сами это натворили, произошел коллапс власти. Это говорит представитель администрации президента Российской Федерации.
Я буду сейчас повторяться по поводу, есть ли доказательства в материалах уголовного дела. Просто чтобы судьи поняли, как люди выходили, почему они выходили на улицы, являемся ли мы инициаторами того, что они выходили или провоцировали ли мы их. Надо просто небольшой экскурс в историю, небольшой — буквально минуты две.
Надо понимать, что мы очень много территорий потеряли за все время. Вот как только якобы добровольно вошли в состав России. Мы потеряли почти больше половины населения. И население потеряли, и больше половины территории республики потеряли. Как это происходило? Сначала нас этот, так называемый святой царь, выселял в Турцию, в Сибирь выселял, целые села выселял. Это происходило на наших глазах, этот отпечаток во мне, это тоже есть в моей крови, я их поколение, я это помню, ничего никто не забыл.
Потом Сталин — этот убийца, палач всех народов Советского союза — он в 34 году, не спросив ни у кого, просто насильно взял и столицу Ингушетии, Ингушской автономной области, город Владикавказ, передал осетинам, просто внаглую. Заставил, а кто был против — просто расстрелял. Председатель там ЦК и так далее, и так далее. Всех ингушей, кто возглавлял в то время центральный комитет ингушский, все они были расстреляны в подвалах Москвы, чтобы никакого сопротивления никто не оказывал. А до этого велась планомерная работа по выдергиванию экономических корней во Владикавказе — кожевенный завод, хлебопекарни, все, что там ингуши контролировали, а они там все контролировали, все передавалось потихоньку то русскоязычным, то осетинам и так далее.
Но итог какой — столицу мы потеряли. Или шло раскулачивание и так далее. Это было во всей России, понимаю, раскулачивание. Но именно мы потеряли столицу. Это не просто какая-то земля для нас, это колыбель ингушского народа. Пригородный район мы потеряли в 44 году, нас выслали и сразу передали район… Это то же самое, как для русского человека Ярославль, не знаю там, Великий Новгород, Тверь и так далее, это колыбель наша, а не просто земля.
Нас выслали, в дороге за 13 лет погибло больше половины населения. Мы возвращаемся обратно, наш народ борется против несправедливости, мы живем в землянках там, чтобы не отпустить эту землю. Выходим на митинги в советское время, в самые сложные времена. В 73 году выходят на митинги люди. То есть, люди этим живут! Они борются все время за свое существование, за существование народа, за существование своей государственности. Не могут восстановить Ингушскую автономную область обратно. В полном объеме.
Все это приходит потихоньку к 90 годам, приезжает Ельцин — лицемер, опять же, ингуши пытаются принять закон «О реабилитации репрессированных народов». С Божьей помощью и при поддержке многих депутатов, надо это отметить, депутатов РСФСР, этот закон принимается. Непосредственное участие принимали Ахмед Барахоев, Малсаг Ужахов, многие, многие, многие еще люди участвовали наши старейшины, все участвовали в принятии этого закона.
Закон принимается, мы думаем: вот наконец-то Федеральный центр услышал репрессированные народы, наконец-то территориальная реабилитация будет! Там так красиво написано в законе, Конституции и так далее. И там написано даже: территориальная реабилитация, моральная реабилитация, материальная реабилитация народов репрессированных. «Мы не сможем восстановить те потери, которые понесли эти народы» — красиво написано, очень красиво написано.
Буквально через несколько месяцев опять танки заезжают на территории Пригородного района и Владикавказа. Опять ингушей выселяют, 16 сел сжигают, 200 человек без вести пропали, до сих пор мы не знаем, где они. Убивают людей сотнями — вот, что мы видим. Я тоже оттуда. Я родился во Владикавказе, мой дом там стоит. Это все идет, идет — мы это все видим. Мы терпим все это, мы терпим, мы терпим. Терпели, когда Евкуров воровал. Народ видит, что он ворует, он ворует на всем — мы терпели, терпели коррупцию, мы терпели… Но когда вопрос доходит до территории, до государственности, уже другой вопрос возникает — уже терпеть мы не будем, мы не собираемся.
Все это идет к этому. Всякие законы принимаются — о местном самоуправлении там, какие-то поправки вносятся, которые народу не нужны. Незаконные поправки, без исполнения закона о реабилитации репрессированных народов, эти поправки не могут быть внесены…
И наступает 2013 год. Опять же, попытка со стороны Чечни включения и так далее. Евкуров, не мы. Мне было 23 года. Тогда Евкуров созывает Съезд народа, собирает всю документацию, историческое обоснование, все, и показывает всему народу. Вот у нас историческое обоснование, вот карты, вот это, вот это, вот это и так далее перечисляется.
Только пять лет — с 29-го по 34-й год — эта территория находилась в составе Чеченской Республики, только на пять лет. Если смотреть даже по этим картам, тогда получается, мы еще территории должны получить в Ассиновской, Серноводске и так далее и так далее, которые относились к нашим территориям. То есть, все видят, то есть Евкуров сам показывает историческое обоснование! Не мы доказываем, что это наша земля. И Съезд народа Ингушетии принимает решение, что претензии необоснованны со стороны Чеченской Республики. Все это идет, идет, идет, он занимается опять же своими делами. Да, вороватыми делами. Это народ терпит, как здесь говорили: мукомольный завод, завод детского питания… аккумуляторные, неаккумуляторные автобусные какие-то просто, да невозможно перечислить — сотни заводов у нас якобы работают Ингушетии, но ни одного нету, просто поле стоит, а по документам там здания, а по документам там водоочистительные сооружения за 500 миллионов рублей..
Сегодня у республики проблемы с водой, везде все жалуются, все ломается, это подтверждают нынешние власти, еще деньги украдены… Мы это терпели, просто говорили об этом людям, пытались, по крайней мере. Общественные организации пытались, но не так — люди не выходили на улицу, они знали, что воруют, воровали и будут воровать, что это все знают. Потому что, если бы об этом не знал Федеральный центр, этого не происходило бы.
Проверить это легко: если Евкуров говорит, что швейная фабрика работает за миллиард рублей, это проверить легко. Не надо даже в Ингушетию приезжать, просто зайти и посмотреть, какие взносы там Фонд социального страхования и так далее и так далее… Сколько налогов вы платите, это швейная фабрика или там консервный завод, или там завод детского питания. Проверить никакой проблемы нет, никто не проверял. Проверяющие приезжали и с чемоданчиками уезжали обратно, вот и все. Но это люди терпели, терпели, терпели, но встал вопрос опять же — земли. Встал вопрос земли.
Евкуров, вот просто представьте себе, человек стоит на инаугурации и положил руку на Конституцию Ингушетии. Говорит: «Я клянусь защищать интересы ингушского народа, территориальную целостность ингушского народа» и так далее и так далее, это именно момент вот этих событий, когда уже два месяца республика бушует! Мы знаем, что проводятся строительные дорожные работы на территории РИ. На нашей территории! Мы говорим: как?! На каком основании бульдозеры роют дорогу среди гор, почему чеченская сторона стоит там у дороги?!
Он, положив руку, за 10 минут, поклявшись, что будет защищать территориальную целостность, имя Господа вспоминает, читает там «Во имя Аллаха». Ему через некоторое время задает вопрос депутат Народного собрания, мол, происходят какие-то события, вы как глава республики собираетесь отстаивать интересы или… что там происходит вообще? Что там происходит? Мы просто в неведении, даже мы, депутаты — и он [Евкуров] говорит народу в лицо, прямо в лицо, он говорит, в прямом эфире: это провокаторы вот эти слухи распространяют, никаких работ нету там… Через две недели он подписывает соглашения! Вот такое соглашение [указывает на толщину папки документов]. Не один лист, вот такое соглашение, заранее приготовленные карты, разметки, согласованные разные точки, метки и так далее, так далее, вот такое огромное соглашение подписывает. Какая реакция должна быть у народа?! В то же время он две недели назад стоит на инаугурации, говорит, что будет отстаивать интересы ингушского народа. В то же время он через две недели подписывает соглашение.
Я разговаривал с многими работниками администрации главы Ингушетии. Они до последнего скрывали, им дали поручение — за то, что им дадут должности.
С кем я разговаривал, кто мне соврал, вот когда Исмаил, я, Барах разговаривали, просто мы говорим: ребята, вы будоражите население, там люди собрались, стоят! Скажите просто, что там происходит! Он говорит: ничего не происходит, все нормально и закрывает, дверь, уходит! Этот человек у вас главой района сидит Сунженского, этот дурачок сидит сегодня главой района, Аслан, как его, Умаров? Да, да. Все, кто в этом участвовал, они получили должности! Это не оскорбление. Надо было еще хуже сказать, я помягче сказал.
И настал вот этот момент. И как получается, что мы людей тогда вывели на улицы? Разве мы можем такое сделать? Мы до сих пор, если бы я знал, что можно так людей вывести, может быть, мы решили бы другие вопросы республики. Люди вышли сами, потому что у них в крови генетически заложено защищать республику, генетически! Потому что ее у нас со всех сторон отрывают кусками просто, и всегда это делают исподтишка, силой именно Федеральный центр это делает, не считаясь с интересами народа.
Слушайте, если государство состоит из 190 народов, главная цель должна быть — это равноправие этих народов. Не может быть такого, чтобы один народ перед другим народом, чтобы его унижали, оскорбляли, чтобы он чувствовал себя бесправным, но это ну не может так государство существовать. Это на самом-то деле подход надо менять это. Этот процесс он закончится, но в таком таком состоянии, если будет все это продолжаться, это кончится очень плохо. Что это такое, если даже не спрашивают людей?
Люди выходят на улицу, они возмущаются, все проходит очень законно. Правоохранительные органы все, кто приезжает туда, отмечают работу тех людей, которые там на митинге находятся. Ни одной бумажки не кидают на улицу, никого не оскорбляют, не переходит границы. Просто говорят: ребята, вот отмените соглашение, потому что это незаконно. Выступают депутаты народного собрания, ни мы — депутаты выступают.
Первыми, кто начал выступать там, — это депутаты Народного собрания. Они вышли и сказали: ребята, произошла фальсификация. Они обратились народу, видеозаписи все есть. Произошла фальсификация, они начали показывать документы. Фотографии начали с телефонов показывать, как они фотографировали, прежде, чем бросить в урну квиточек «да/нет» за соглашение. Все это происходило, это делали представители законодательного органа РИ, сегодня обвиняют нас.
Вышел Евкуров якобы поговорить с народом, и его охрана стреляет автоматными очередями. Что это такое? Глава исполнительной власти республики выходит к народу, еще никто с вилами не стоит, с автоматами не стоит. Он вышел, его охрана стреляет автоматами, он что, напугать хочет народ свой? Чтобы все разбежались? Получилось у него этого? Нет! Бежал он. Он бежал вместе со своими.
Что это за отношение они показывают? Они привыкли, просто привыкли. Воровать миллиарды привыкли, они привыкли грабить людей, привыкли и вот так пугать людей. Это не мы. Это они наоборот спровоцировали людей, они и замечания им в первую очередь сделали, не мы, а сделали те же люди, которые приехали. Северо-Кавказский МВД, Бачурин и так далее тоже сказали, что это была очень большая ошибка, то, что они сделали — очень большая ошибка, попытаться напугать людей, чтобы они разбежались. Так не поступают, там старики, женщины, дети. Даже дети пришли на митинг, потому что это их земля. Они должны жить там. У нас нет особняков в Москве, как у некоторых, мы не уезжаем из республики наворовавшись.
Все это продолжается, все происходит, все протекает законно, никаких стычек нет, ничего нету, просто все идет очень красиво, очень плавно. Люди выражают свое мнение, ничего в этом плохого как бы нету, просто мы к этому не привыкли. Наша страна не привыкла, чтобы вот так люди выходили, и там спокойно высказывали свое мнение. Люди стоят неделю, две, все нормально, проходит время, люди успокоились. Евкуров покушается на фундамент. На корень, на чем мы стоим, просто наша республика — закон о референдуме! Он пытается убрать оттуда пункт о том, что объединение там или разграничивание территории может происходить, что касается статуса, может происходить только с согласия народа, с референдума. Он втихую опять же пытается провести закон, убрать оттуда пункт. Это фундамент, на чем мы стоим, без этого никак. Тогда они завтра могут сделать с этой республикой все, что хотят — могут объединить, забрать, передать, это разделить и так далее.
Этот пункт им очень сильно мешал, когда они делали то соглашение с Чеченской республикой. Поэтому Конституционный суд РИ принял правильное постановление в соответствии с законом, в соответствии с Конституцией республики Ингушетия о том, что это соглашение незаконно.
Опять же, вернемся к тому, кто вывел людей на улицу. А решение Конституционного суда — разве это не является для нас авторитетным решением? Является. Конституционный суд республики Ингушетия — авторитетный орган, высший орган, который решает вопросы соответствия норм законов и так далее. Конституция Ингушетии, Конституция Российской Федерации так далее.
Они приняли решение. Когда они приняли решение, народ уже окончательно убедился, что действительно произошло нарушение. Причем тут мы? Причем тут? Обвинения, которые нам приписывают, — манипуляцию гражданами республики. Все это происходит, он покушается на пункт о референдуме. Тогда уже люди, люди решаются, они выходят сами. Никто не зовет. Они сами придут, даже если мы бы туда не вышли, люди сами туда пошли бы, но мы получили разрешение, потому что сама же власть всегда хотела, чтобы было все с разрешения. Они не хотят показывать Федеральному центру и другим, что без разрешения люди выходят.
Они говорят: да, вск красиво все разрешено и так далее, и так далее. Они сами. Кроме этого, Эльджаркиев лично присутствовал. Я помню, Малсаг или Ахмад Барахоев, просто я не помню сейчас. В его кабинете начальник центра по противодействию экстремизму говорил нам, что он заинтересован, чтоб митинг проходил не в Назрани, а в Магасе. Мол в Назрани очень сложное место, которое они нам дали, это центр Назрани это огромный город, самый большой город, там просто везде многоэтажки вокруг, очень много молодежи, контролировать всех невозможно, а Магас — он маленький, эта площадь очень маленькая, ограничить, оградить его, закрыть дороги очень легко, а Назрань — невозможно просто поставить там очень большое количество сотрудников. Он сам говорит: я не заинтересован в этом, говорит, поэтому я настаиваю, чтобы это был Магас.
Поэтому люди вышли, сказали свое слово. Никаких сомнений лично у меня нет, что они совершили ошибку. Сначала они, то есть, Евкуров, вот эти силовики, некоторые, которые с ним там, какие-то отношения имели, они совершили ошибку. Они увидели, что они совершили ошибку, и они решили повесить на нас. Если люди подрались, если они допустили это просто на ровном месте, кто-то должен нести ответ, или они должны получить по башке, или мы должны получить. Они это все сложили на нас. Вот и все.
Я это на суде первой инстанции также отмечал, просто сейчас вспомню, надо это сказать. Несколько сотрудников высокопоставленных дали показания первый раз и подтвердили судье, что было дано указание никого не выпускать с этой площади. То есть, на нас давят с одной стороны, говорят, якобы уходите, а вокруг стоят сотрудники и никого не выпускают! Это что такое? Это разве не провокация? Это провокация.
Люди, когда подходят представители силовых структур, говорят: вам пять минут — все, меньше не даем. А старейшины им говорят: давайте, говорите пять минут, давайте, мы не можем их успокоить, а вы нам говорите 5 минут?! То-есть. это тоже провокация, они не говорят давайте обсудим, поговорим, попытаемся убедить, они наоборот провоцируют, никому не дают выйти за рамки вот этой площади, не выпускают, в то же время, говорят, уходите. Это была обыкновенная подготовленная провокация, они не знали, как по-другому решить этот вопрос с протестом.
Они опять же наступили на те же грабли с этим референдумом — попытались убрать этот пункт. И Барах привел очень хороший пример, в Нальчике, когда мы сидели, сказал: шла шахматная партия. Они ход делали, и народ ход делал правильный — там заявки подавали, все соответствует закону. И они поняли, что все законно, все четко, остановить по-другому не вариант, и они просто взяли и доску, и по башке решили дать. Вот и все. Поэтому это был небольшой экскурс в историю, небольшой. Чтобы вы понимали, что люди вышли, потому что это у них в крови. Мы сегодня сидим, потеряв территории. Мы чувствуем, что мы потеряем также и республику скоро, если мы будем так сидеть. Поэтому люди вышли на улицу.
Что я хотел сказать? Еще раз вернусь к Закону о реабилитации. Почему это важно? Люди на протяжении 30 лет обращаются в федеральные органы, они просят исполнить закон. Федеральный закон о реабилитации репрессированных народов. Дайте людям вернуться в свои дома, свои подворья. И это все продолжается на протяжении 30 лет. Это все тоже откладывается потом. Далее Евкуров ни с того, ни с сего отдает часть территории, потом покушается на референдум. И какой вывод должен сделать народ? Что идет планомерно, если нам не возвращают там территории, если оттуда оттяпали еще один кусок территории, теперь покушаются на фундамент нашего государства. Слушайте, тогда какой вывод мы должны сделать? Вот его сделал народ. Вот еще это даже не надо людям объяснять. Любой человек поймет, это понятно.
С первого дня, как нас задержали, было видно, что пытаются оказать давление, запугать. Представьте себе: административно задержанных увозят на вертолета, и что это такое? Недалеко от моего дома находится военная часть, буквально в километре, меня везут туда, сажают на военный вертолет, со мной еще два парня, которые вообще никакого участия в митинге не принимали, они два месяца отсидели и ушли домой. То есть, людей просто взяли, продержали два месяца, еще и пытались навесить на них, просто у одного алиби было, он вообще в другом субъекте был. Они отсидели бы, какие другие. Просто повезло людям.
То есть, нас везут на вертолете, сажают и с нами начинают разговаривать и требовать с первого дня, чтобы мы признались. А когда мы не признаемся, проходит полгода, нам говорят: хотя бы частичное признание сделайте, все будет нормально. За что? Почему мы должны себя оговаривать? Не могу понять, в каком экстремистском сообществе состояли старейшины, женщина состояла? Почему я должен признаваться в том, что я организовал насилие над сотрудниками, если я этого не делал? Это как минимум непорядочно было бы брать на себя. Если я на себя возьму, тогда я оговариваю всех остальных людей.
Кроме того, все с первого дня — следствие, прокуратура — и словами, и на деле показывали нам, говорили, что суд ничего не решает. Я вам рассказывал, что когда мы продлевали, каждый раз меня возили, несколько раз это было, меня возили обратно в ЦП по Северному Кавказу, он находится в Нальчике, и они мне говорили: сейчас тебе будут продлевать на четыре месяца, если частичное признание — домашний арест, если нет — тогда СИЗО. И говорили, судьи ничего не решают, ты сам видишь… Меня возят, мне продлевают, я еду в СИЗО, вместо того, уже ночь, девять часов, меня обратно везут в ЦП, поднимают, просто чтоб несколько слов сказать: ну, что, мы тебе говорили правду? Да/нет, частичное признание будет/нет? Мы не должны ни в чем признаваться, потому что мы этого не делали, если мы делали, докажите!
Переходя к доказательствам: с первого дня и в суде первой инстанции, и здесь, судьи являются свидетелями, как я задавал вопрос прокурору, чтобы предоставили доказательства того, что я распространял призывы к санкционированным митингам. Это мое основное обвинение в экстремистском сообществе. Там четко черным по белому написано Хаутиев Б. А. является руководителем координационного совета молодежных организаций, призывал к несанкционированным митингам путем распространения там информации через интернет и так далее, и так далее. Я просил: предоставьте это доказательство. Не предоставили. Конспирация, какими мы средствами пользовались, ничего не предоставили. Финансирование и так далее… Экспертизы в том числе. Экспертиза — в нашу пользу о том, что мы призывали, наоборот, разойтись, используя разные там приемы и так далее, и так далее. Никаких доказательств не предоставлено.
Ну и в завершение. Может, это не относится к делу, но в любом случае дело уже завершается. Какое решение будет принято, мы уже знаем — никакого оправдания не будет, никакой реабилитации не будет, это просто невозможно. В нынешних условиях. Мы знаем, какую ответственность будут нести люди, но это произойдет рано или поздно, потому что другого выхода нет. Тем более сейчас это будет более быстро происходить, потому что сейчас не Советский Союз. Все потихоньку меняется, 21 век на дворе. Самое главное — этот процесс закончится, но отношение к народам, малочисленным народам, да ко всем народам, если государство состоит из 100-190 народов, это очень важный момент, оно должно быть справедливым. Тем более тот, кто взял на себя эту ответственность объединять эти народы, он должен также брать на себя ответственность нести справедливость. Быть равноправным, чтобы все народы имели свои права, чтобы они могли отстаивать и не ущемлять права одного народа перед другим. И ингушский народ в этом плане он… состояние наше, взаимодействие с теми, кто это решает, находится в плачевном состоянии. Нас не слышат и не слушают. Это очень плохо, потому что рано или поздно это может привести к плачевным последствиям.
Одним словом, прошу суд оправдать отменить приговор, признать право на реабилитацию, в любом случае для нас, лично для меня, для моих друзей, суд — это только суд Всевышнего Аллаха, мы полагаемся только на него, только на него уповаем. И нет мощи и силы ни у кого, кроме как у Аллаха.
