Понятия о чести политика или военного у нас не в чести. Отставки, да еще по собственному желанию, в наши дни редки. Но, по крайней мере, одна известна.
Четырнадцать лет назад в дни так называемого осетино-ингушского конфликта бывший командующий внутренними войсками РФ генерал-полковник Василий Саввин добровольно заявил об отставке. Для многих она и по сей день представляется загадкой.
Надо заметить, что сам полузабытый, но все еще неразрешенный осетино-ингушский конфликт, оставшийся в тени Чеченской войны, — тоже загадка даже для самих противоборствующих народов, так и не осознавших до конца, что это с ними было в страшные дни конца октября — начала ноября 1992 года, откуда поднялась кровавая волна ненависти, выплеснувшаяся на улицы мирного сельского района, унесшая за пять дней около восьми сотен человеческих жизней, лишившая десятки тысяч людей крыши над головой.
Между тем события эти происходили в присутствии и при участии двух вице-премьеров Георгия Хижи и Сергея Шойгу, всех силовых министров (Грачева, Ерина, Баранникова). Был среди них и командующий внутренними войсками генерал-полковник Саввин, назначенный в те дни командующим объединенной группой войск в зоне конфликта.
Согласившись ответить на мои вопросы, Василий Нестерович в конце беседы выразил сомнение, не подольет ли такая публикация масла в костерок, который и без того никак не погаснет. Но и дальняя, и ближняя история Северного Кавказа убеждает нас в том, что затянувшееся умолчание сохраняет ожесточение, но не согласие. Правда — лечит.
— Василий Нестерович, как вы тогда оказались во Владикавказе?
— В октябре 1992 года обстановка в Пригородном районе Северной Осетии накалилась до предела. Принятый Верховным Советом России Закон о реабилитации репрессированных народов, в особенности статья о территориальной реабилитации, внушила одной части населения мысль о торжестве справедливости, а другой — страх потерять Пригородный район, переданный им Сталиным после депортации вайнахов и упразднения Чечено-Ингушской АССР. Неуверенность людей в своем будущем заставляла их искать защиты, вооружаться.
Я вылетел на Северный Кавказ в конце октября 1992 г., когда получил сообщение о нападении на подразделение внутренних войск в Назрани. Толпа требовала раздать им оружие, поскольку тогда уже с обеих сторон были первые жертвы, первые беженцы, первые заложники. Момент был довольно острый, но оружия ингуши не получили.
Одновременно с той же целью захвата оружия в Северной Осетии произошло нападение на учебный центр Владикавказского училища внутренних войск в поселке Комгорон. Насколько мне известно, это нападение было организовано начальником местного отделения милиции и тоже, возможно, не по собственной инициативе.
Оружие на этот раз пришлось отдать. Офицеров толпа поставила к стенке, а двух курсантов, продолжавших защищать склад, просто растерзала. Людям заморочили головы целенаправленными сообщениями, что вооруженные до зубов ингуши вот-вот захватят Комгарон. Разобраться тогда в обстановке и нерядовому человеку было непросто.
Из аэропорта я направился в МВД Северной Осетии. Министр внутренних дел Кантемиров сообщил, что хорошо организованные ингушские вооруженные формирования движутся на Владикавказ. В Верховном совете республики его председатель Галазов сказал мне, что люди требуют оружия и, если я его не выдам, народ начнет штурм. Он настоял, чтобы я вышел объясняться с собравшимися на площади людьми. Я понял, что на меня оказывают давление и толпа собрана специально для этого. Оружие они все же получили, но не от меня, а по решению Министерства Обороны РФ.
— Вы говорите о розданных через военкоматы 600 автоматах? Но ведь известно, что Галазову по распоряжению тогдашних вице-премьеров Хижи и Шойгу, прибывших в Осетию почти одновременно с вами, передали 5 7 танков, БТРы и БМП. Высокопоставленные члены российского правительства вооружали граждан по неведению?
— Ну, это не совсем так. Напомню, что еще раньше в том году в Северной Осетии были созданы первые на Северном Кавказе незаконные формирования: национальная гвардия, ополчение под командованием Бибо Дзуцева, из Южной Осетии прибыл «миротворческий батальон», отличившийся впоследствии особой жестокостью… Прежде мне приходилось инспектировать Цхинвал и наблюдать, как за счет Южной Осетии со складов Северо-Кавказского военного округа вооружалась и Северная Осетия. Даже для нужд сельского хозяйства закупались БТРы.
— Да, я бывала в Осетии в командировках и все не могла взять в толк, что такое «колхозный БТР». Новорожденная Республика Ингушетия тогда еще не имела властных структур, скажите, откуда там появились мощные вооруженные силы, способные захватить Владикавказ?
— Так вот я и хочу сказать, что не было этих вооруженных сил. Были стихийные небольшие группы, оснащенные, в основном, стрелковым оружием. Противостоять Северной Осетии, тем более напасть на нее, конечно, Ингушетия не смогла бы.
Из показаний С. Шойгу и Г. Филатова в Генеральной прокуратуре: Вопрос: Была ли в действительности у ингушей серьезная техника, кроме стрелкового оружия? Приходилось слышать о наличии у них танков, орудий, реактивных установок «Град»…
Шойгу: Я привык говорить о том, что видел сам. Во время моего пребывания в зоне конфликта у ингушей ничего подобного я не видел.
Дело в том, что к нам поступала самая противоречивая информация. Значительная часть ее не подтверждалась. Частенько подобную информацию подбрасывало местное МВД, временами МБ…
Филатов: Конечно, у осетинской стороны оружия было значительно больше.
— Василий Нестерович, как же так? Если неравенство сил было столь явным, а накал страстей столь опасным, если все это понимали, как же представители Центра, прибывшие в зону конфликта для его урегулирования, могли внедрять туда столько оружия? Как могла армия участвовать в боевых действиях и стрелять по мирным селам? Как мог генерал-полковник Филатов выступать по телевидению по шпаргалке Галазова и призывать объединить усилия против «агрессора»?
— Полагаю, конфликт этот затевался преднамеренно, все было спланировано. Достаточно сказать, что вместо обычного в таких случаях использования войск для разведения противостоящих сторон была задумана операция деблокирования с последующей чисткой территории. Сейчас объясню, что это такое. Накануне трагических событий (в октябре 1992 г.) состоялась сессия Верховного совета Северо-Осетинской ССР, на которой приняли решение о деблокировании дорог, закрытых местными жителями в некоторых селах Пригородного района, с компактным ингушским населением. Мои люди ездили по этим дорогам, там не пропускали только носившуюся по улицам осетинскую боевую технику. «Деблокирование» — это, практически, вид боевых действий. Такая операция, полагал я, приведет к вводу в населенные пункты вооруженных формирований Северной Осетии и к практическому вытеснению оттуда ингушей. Помня трагические последствия такой же операции «Кольцо» в Карабахе, я послал телеграмму Галазову, министру обороны РФ, доложил министру внутренних дел РФ Ерину. Довел до их сведения, что планируемая операция приведет к массовым жертвам и поэтому считаю ее нецелесообразной. Они все промолчали.
Безусловно, под предлогом устранения опасности со стороны Ингушетии было задумано создать четкую границу, вытеснив за нее ингушей.
Ситуация на Северном Кавказе была такова, в том числе и в Осетии, что мы работали в угоду политикам, хотевшим за счет национализма удержаться у власти.
— Во Владикавказе вы оказались старшим войсковым начальником и по настоянию Хижи возглавили командование объединенной группой войск. У вас, следовательно, сосредотачивалась вся информация, и вы же обладали властью принимать решения. Была ли возможность остановить трагическое развитие событий?
— Собственной разведки у меня не было. Вся информация поступала из МВД Северо-Осетинской ССР. А это была продуманная система дезинформации. Не сразу, но пришлось в этом убедиться. Шли сообщения о скоплении ингушских сил в том или ином направлении, о передвижениях ингушских танковых колонн, о поступлении вооружения со стороны Чечни. Я несколько раз направлял на разведку вертолеты. Вели разведку и армейскими силами. Ни бронеобъектов, ни каких-либо колонн, взводов, рот мы не обнаружили. Все это было блефом… Был также зафиксирован случай целенаправленной провокации. Наш лейтенант расстрелял офицера осетинской милиции, когда обнаружилось, что тот со своими сотрудниками под видом ингушей напал на бронетранспортер дивизии Дзержинского. Устраивали также мнимый бой под стенами особняка, где ночевали Хижа и Шойгу.
— Прибывший на родину в отпуск и назначенный в первые дни конфликта военным комендантом Назрани генерал Муса Цечоев участвовал в первых переговорах с Г.С. Хижой в аэропорту Беслан. Убедившись, что вице-премьер недостаточно владеет обстановкой, так же, впрочем, на тот момент, как и его собеседники, Цечоев предложил всем воспользоваться вертолетом и облететь горячие точки района, опросив везде по одному из местных жителей с каждой стороны — осетинской и ингушской. Хижа не соглашался, но, в конце концов, дал добро на вылет. Однако на летном поле не появился. В кабинете его тоже не оказалось — вышел в другую дверь и уехал во Владикавказ. (По магнитофонной записи беседы с М. Цечоевым. — И. Д.)
— Из объединенного командования ничего не получилось. Я собрал штаб, организовал связь, стал разбираться, какие у меня имеются наличные силы. Национальная гвардия представила список личного состава из 15 человек! Прибывший парашютно-десантный полк под командованием заместителя командующего ВДВ генерала Чиндарова сразу же выдвинулся к ингушской границе для прикрытия Чермена от проникновения туда боевиков. Ночью десантники растерялись, попали не туда, услыхали выстрелы, открыли «ответный» ураганный обстрел. Я стал выяснять, что происходит, связался с Чиндаровым. Он мне заявил по телефону, что ведет тяжелый бой с неизвестными бронесилами, что огонь плотнее, чем в Афганистане. Утром на вертолете я прилетел «в район тяжелых боев». Но ничего, кроме «москвича» и сожженного автобуса, там не обнаружил. Ни малейших следов тяжелой техники. Не было там никакого боя.
Сил внутренних войск явно было недостаточно, чтобы остановить волну убийств и мародерства. Требовалось не менее одной дивизии, то есть 6-7 тысяч человек, чтобы колоннами стать и развернуться против осетинской национальной гвардии: вооруженный перевес был явно на их стороне. А внутренние войска ко времени конфликта располагали численностью до полутора тысяч человек.
Но, повторяю, главные решения принимались на политическом уровне.
— Чья это все-таки была идея ввести войска на территорию Ингушетии и устроить «зачистку» Назрани?
— Прилетели все силовые министры: Грачев, Ерин, Баранников. Вице-премьер Хижа был полностью под влиянием Галазова и занимал откровенно одностороннюю позицию. Я не присутствовал на совещании, где принималось это решение. Меня просто не приглашали на такие совещания.
Из показаний В.Н.Саввина в Генеральной прокуратуре РФ:
— Я выступал в Верховном Совете Северной Осетии и сказал, что люди, которые страдают от возникшего конфликта независимо от национальности, для меня одинаковы, чем вызвал большое недовольство осетинских депутатов: как это я, дескать, ставлю осетин и ингушей «на одну доску»? Лично я считаю, что недоверие Галазова ко мне возникло еще с тех пор, когда я без его ведома вывел наш полк из Южной Осетии…
Замысел же у них был общий: хватит, мол, теперь нужно Ингушетию брать. И с ходу на Чечню. Последствия этого дилетантизма и шапкозакидательства были бы ужасны. Я дал команду начальнику штаба подсчитать, какие оперативно-войсковые силы для этого потребуются. Получилось, как я и ожидал, что если выполнять задачу грамотно, то есть обеспечив безопасность мирного населения, силы нужны будут огромные. Сказал об этом Грачеву. «Вы что, приказ президента отказываетесь выполнять?» — спросил Грачев. «Нет, не отказываюсь, — ответил я, — но считаю это нецелесообразным из-за отсутствия сил и средств».
Из показаний Г. Филатова в Генеральной прокуратуре РФ:
Вопрос: С чем была связана задержка ввода войск в зону вооруженного конфликта? Ведь чем быстрее были бы введены войска, тем быстрее можно было бы локализовать конфликт и приступить к разоружению противоборствующих сторон?
Филатов: Все собрались в штабе корпуса, туда прибыли Грачев, Ерин, Баранников. Выступили Хижа, Шойгу. Было в резкой форме заявлено: из-за того, что Саввин своевременно не ввел внутренние войска, гибнут люди. Очень резко выступил в отношении Саввина Шойгу. Я сказал, что задача по вводу войск была сорвана из-за Саввина.
— Итак, вас упрекали, что внутренние войска были введены в зону конфликта с опозданием, что из-за вашей нераспорядительности и произошло кровопролитие.
— Я с себя вины не снимаю. Но не за опоздание и тем более не за «нераспорядительность», а за то, что мы не смогли отсечь осетинские формирования от мирного ингушского населения. У нас, как я уже говорил, просто не было для этого достаточно средств, и я об этом предупреждал. По-человечески я очень тяжело пережил и по сей день переживаю ту ситуацию. Но, как военный, понимаю: если бы согласился с планом «зачистки» Ингушетии, крови было бы больше, много больше. У нас сейчас есть пример Чечни. Вторая причина моего решения об отставке — необъяснимое прекращение комплектования внутренних войск, выполняющих свои обязанности на пределе возможностей. Но рапорт об отставке я подал, когда узнал, что они все-таки приняли решение вводить войска в Ингушетию до границы с Чечней. Ведь вслед за нашими боевыми порядками шли бы осетинская национальная гвардия, ополченцы и югоосетинский батальон! А они вели огонь на поражение, не выбирая цели, как это и случилось в Пригородном районе.
— Василий Нестерович, я понимаю, что военный такого ранга не мог назвать другие причины неисполнения распоряжений высших должностных лиц, но у вас они были?
— Были. Начать тогда операцию против Чечни значило запалить весь Северный Кавказ. Понимая, что мой рапорт могли положить в стол, я убедился, что он зарегистрирован. Отставка была принята через два месяца. По предложению Шахрая.
***
Дилетантизм, невзыскательность в выборе средств в соответствии с чьими-то представлениями о стратегических интересах России, а также провинциализм и опасная иллюзия, будто политику можно делать по блату, — вот убийственные черты российской власти разных уровней. Первый на территории России вооруженный конфликт, внешне получивший форму межэтнического, произвел на Северном Кавказе фундаментальные перемены, проявил, как снимок на залежавшейся фотопленке, скрытую и скрывавшуюся долгие годы картину взаимоотношений народов, устремлений правящих групп, бессмысленную инерционность российской национальной политики и нескрываемое пренебрежение к людям. Он перекорежил десятки тысяч жизней, круто изменил и судьбу генерал-полковника Саввина.
Отставку по принципиальным соображениям ему не простили.
Ирина Дементьева
Журнал «Дош», № 4 (14), 2006 г.
