Дискредитация конституционного правосудия (полемические заметки бывшего адвоката)

Что нужно делать для дискредитации института судебной власти? Правильно, надо выносить политически мотивированные решения, искажающие фундаментальные принципы права в целом и правосудия в частности. Наглядный пример тому, деятельность Конституционного Суда России, который начиная с начала 2000 годов начал планомерно обслуживать интересы исполнительной власти. Между тем, этот орган судебной власти должен осуществлять правосудие в целях защиты основ конституционного строя, основных прав и свобод человека и гражданина, обеспечения верховенства и прямого действия Конституции Российской Федерации на всей территории Российской Федерации. В подтверждение сказанного приведем два ярких примера из практики данного суда.

Конституционный Суд Российской Федерации, исходя из положения преамбулы Конституции Российской Федерации об ответственности многонационального народа России за свою Родину перед нынешним и будущими поколениями, в Постановлении от 18 января 1996 года сформулировал правовую позицию о фундаментальности такой основы конституционного строя, как народовластие, утверждая тем самым незыблемость демократической основы Российской Федерации. В частности, Конституционный Суд Российской Федерации отметил, что Конституция Российской Федерации не содержит прямого указания в отношении порядка избрания глав исполнительных органов государственной власти субъектов Российской Федерации, однако в статье 3 (часть 2) предусматривает, что народ осуществляет свою власть непосредственно, а также через органы государственной власти. По смыслу этой статьи Конституции Российской Федерации во взаимосвязи с ее статьей 32, закрепляющей право граждан избирать органы государственной власти, высшее должностное лицо, формирующее орган исполнительной власти, получает свой мандат непосредственно от народа и перед ним ответственно. Поскольку федеративное устройство Российской Федерации основано на единстве системы государственной власти (статья 5, часть 3, Конституции Российской Федерации), органы государственной власти в субъектах Российской Федерации формируются на тех же принципах, что и федеральные.

         Однако, уже в 2005 году КС России передумал и выдал следующую правовую позицию, мотивировав это изменением социально-исторических условий (ведь 9 лет это целая историческая эпоха). Хотя такую позицию называть правовой это уже глумление над правом.

         В постановлении от 21.12.2005г. №13-П суд указал: «Право принимать участие в прямых выборах высшего должностного лица субъекта Российской Федерации (руководителя высшего исполнительного органа государственной власти субъекта Российской Федерации) и быть избранным на эту должность не закреплено в качестве конституционного права гражданина Российской Федерации. Нет такого права и в числе тех общепризнанных прав и свобод человека и гражданина, которые в Конституции Российской Федерации не названы.».

         То есть, в 1996 году, по мысли конституционных судей, у граждан России право избирать губернаторов было, а в 2005 году исчезло, хотя нормы Конституции РФ за это время никак не изменились.

         Совсем недавно КС России рассмотрел дело о проверке конституционности ст. 35 УПК РФ. В этом деле суд проявил чудеса правовой изобретательности, как указал судья-докладчик по делу Данилов  Ю.М. «Суд самостоятельно сконструировал ранее несуществующую правовую норму, выйдя при этом за пределы своей компетенции, а затем уже принялся выяснять ее конституционно-правовой смысл, признав при этом изобретенный «фантом» соответствующим Конституции Российской Федерации».

         Вместе с тем, аналогичную норму в УПК РСФСР КС России в 1998 году признал противоречащей Конституции РФ. Ну да, ведь прошло 20 лет, и к тому другие позиции суд высказывал в прошлом веке, а сейчас на дворе 21 век.

         Теперь проведем подробный анализ постановления КС России от 6 декабря 2018 года, которое, по нашему глубокому убеждению, дискредитирует не только суд, но и даже саму идею конституционного правосудия.
           

1. Допустимость запроса Главы Республики Ингушетия.

 Суд следующим образом обосновал допустимость этого запроса: «Поскольку вопрос о границах между субъектами Российской Федерации по своему характеру и значению относится к числу конституционных (статья 67, части 1 и 2; статья 71, пункты «б», «н», «р»; статья 72, пункты «а», «в», «г», «к» части 1; статья 102, пункт «а» части 1), запрос Главы Республики Ингушетия отвечает критерию допустимости, как он определен статьей 85 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации» (далее — ФКЗКС).

Абсолютно ложное утверждение и подмена понятий.

Во – первых, согласно части 1 статьи 85 ФКЗКС запрос о проверке конституционности нормативного акта органа государственной власти или договора между органами государственной власти допустим, если заявитель считает их не подлежащими действию из-за неконституционности либо подлежащими действию вопреки официально принятому решению федеральных органов государственной власти, высших государственных органов субъектов Российской Федерации или их должностных лиц об отказе применять и исполнять их как не соответствующие Конституции Российской Федерации. В этой норме предусмотрены два критерия допустимости:

а) заявитель считает их не подлежащими действию из-за неконституционности. Однако, из запроса видно, что заявитель не считает республиканский закон и соглашение о границе неконституционными. Следовательно, данное основание не походит для признания запроса допустимым;

б) заявитель считает их подлежащими действию вопреки официально принятому решению федеральных органов государственной власти, высших государственных органов субъектов Российской Федерации или их должностных лиц об отказе применять и исполнять их как не соответствующие Конституции Российской Федерации. Однако, высшие государственные органы Ингушетии не принимали решения об отказе применять и исполнять закон и соглашение как противоречащие Конституции РФ. КС Ингушетии признал закон об утверждении соглашения о границе не соответствующим Конституции Республики Ингушетия по содержанию норм и по порядку принятия. На соответствие Конституции РФ КС Ингушетии закон не проверял и не мог проверять. Таким образом, и этот критерий допустимости запроса по делу отсутствовал. Исходя из этого, КС России, если бы следовал требованиям ФКЗКС, должен был отказать в принятии запроса к рассмотрению.

Во – вторых, КС России подменил критерии допустимости тем, что признал вопрос о границах конституционным по своему характеру и значению. Но это имеет отношение уже к третьему критерию допустимости, закрепленному в части 2 статьи 85 ФКЗКС: «Запрос о проверке конституционности нормативного акта субъекта Российской Федерации допустим, если нормативный акт издан по вопросу, относящемуся к ведению органов государственной власти Российской Федерации или к совместному ведению органов государственной власти Российской Федерации и органов государственной власти субъектов Российской Федерации». В этом случае, КС России надо было установить, по какому вопросу приняты оспариваемые (точнее не оспариваемые) Главой Ингушетии акты: по вопросу, относящемуся к ведению органов государственной власти Российской Федерации или к совместному ведению органов государственной власти Российской Федерации и органов государственной власти субъектов Российской Федерации. Однако, в той части постановления КС России от 6 декабря 2018 года, в которой определяется предмет рассмотрения по данному делу, соответствующее указание не содержится. Вместе с тем, из мотивировочной части постановления следует, что установление границы между субъектами РФ должно осуществляться посредством заключения ими соглашения, утверждаемого региональными законами.

В-третьих, принципиальное значение в данном случае имеет то обстоятельство, что вопросы, относящиеся к предметам ведения Российской Федерации, совместному ведению федерации и субъектов, а также к исключительному ведению субъектов РФ определяются статьями 71-73 Конституции России. В обоснование своей позиции КС России ссылается на следующие конституционные положения:

а) статья 67 части 1 и 2: в этих нормах речь идет о составе территории Российской Федерации и что она обладает суверенными правами и осуществляет юрисдикцию на континентальном шельфе и в исключительной экономической зоне. Но какое отношение имеет установление границы между субъектами к этим вопросам? Что, граница между двумя субъектами проходит на континентальном шельфе? Никакого. Как говорится «в огороде бузина, в Киеве дядька»;

б) статья 71, пункты «б», «н» и «р»: пункт «б» относит к ведению РФ федеративное устройство и территорию РФ; пункт «н» относит к ведению РФ определение статуса и защиту государственной границы, территориального моря, воздушного пространства, исключительной экономической зоны и континентального шельфа; пункт «р» относит к ведению РФ метеорологическую службу, стандарты, эталоны, метрическую систему, геодезию и картографию, официальный статистический и бухгалтерский учет. Как соотносятся эти вопросы с установлением границ между субъектами? Никак, « кто в лес, а кто по дрова»;

в) статья 72, пункты «а», «в», «г» и «к» части 1: в пункте «а» говорится об обеспечении соответствия конституций и законов субъектов Конституции РФ; в пункте «в» речь идет о владении, пользовании распоряжении землей, недрами, водными и другими природными ресурсами; в пункте «г» — о разграничении государственной собственности; в пункте «к» — о том, что административное, административно-процессуальное, трудовое, семейное, жилищное, земельное, водное, лесное законодательство, законодательство о недрах, об охране окружающей среды относится к совместному ведению. Какая связь между данными нормами и установлением границ между субъектами? Абсолютно никакой, поскольку они никак не регулируют вопросы определения границ между субъектами.

Исходя из этого, и как указывал автор запроса в КС России вопросы установления границ между субъектами относятся к исключительному ведению субъектов РФ, а потому и третий критерий допустимости запроса применительно к закону об утверждении соглашения о границе по делу отсутствовал.

В этой связи следует напомнить позицию КС России по аналогичному вопросу. «Согласно статье 125 (пункт «б» части 2) Конституции Российской Федерации и подпункту «б» пункта 1 части первой статьи 3 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации» Конституционный Суд Российской Федерации в связи с запросом органа исполнительной власти субъекта Российской Федерации проверяет конституционность закона субъекта Российской Федерации, если этот закон издан по вопросу, относящемуся к ведению органов государственной власти Российской Федерации и совместному ведению органов государственной власти Российской Федерации и органов государственной власти субъектов Российской Федерации. Иные законы субъекта Российской Федерации, как следует из пункта 7 части первой статьи 3 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации», Конституционный Суд Российской Федерации вправе проверять по таким запросам, если это предусмотрено заключенными в соответствии со статьей 11 Конституции Российской Федерации договорами о разграничении предметов ведения и полномочий между органами государственной власти Российской Федерации и органами государственной власти субъектов Российской Федерации.» (Определение КС России от 31 мая 1999г.№60-О).

2. Соблюдение КС России положений ФКЗКС о требованиях к обращению в суд.

Согласно пункту 8 статьи 37 ФКЗКС в обращении, направляемом в КС России, должна содержаться позиция заявителя по поставленному им вопросу и ее правовое обоснование со ссылкой на соответствующие нормы Конституции РФ. Однако, в запросе отсутствует какое – либо правовое обоснование соответствия (несоответствия) Конституции РФ соглашения о границе и утвердившего его республиканского закона.

               В связи с этим следует обратить внимание на позицию КС России по данному вопросу: «В силу предписаний статей 37 и 74 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации» относительно предмета проверки и требований к обращению — Конституционный Суд Российской Федерации не вправе принять к рассмотрению нормативные положения, если они прямо не указаны в запросе как противоречащие, по мнению заявителя, Конституции Российской Федерации и, соответственно, в запросе отсутствует необходимая аргументация. Иное, вопреки данным предписаниям, означало бы неправомерное расширение объема проверки и  нарушение таких конституционных принципов судопроизводства, как состязательность и равноправие сторон.» (Постановление Конституционного Суда РФ от 09.07.2012 № 17-П).

               Что можно сказать? Оказывается, КС России может принять запрос к рассмотрению без какой-либо аргументации, если очень надо. Но как же быть с ранее высказанной позицией? А никак, надо о ней просто забыть, поскольку мы живем уже в новых социально-исторических условиях.

3. Референдум: быть или не быть.

               КС России сделал вывод, что ни Конституция Ингушетии, ни Конституционный закон Республики Ингушетия «О референдуме Республики Ингушетия» не предусматривают проведение референдума при установлении границы с другими субъектами, даже если при этом изменяется ее территория, да и злоупотреблять референдумом тоже нельзя. Это уже правовой цинизм и откровенное искажение правовых норм.

  Приведем для наглядности положение части 2 статьи 3 указанного республиканского закона: «На референдум Республики Ингушетия обязательно выносятся вопросы об изменении статуса, наименования республики, ее разделения или объединения с другими субъектами Российской Федерации, изменения ее территории или границ в соответствии с законодательством Российской Федерации».

               Если согласится с логикой КС России, то Ингушетия территорию не имеет. Но ведь часть 1 статьи 67 Конституции РФ устанавливает, что территория России включает в себя территории ее субъектов.

               Разберем вопрос определения территории  субъекта РФ. Данный вопрос регулирует Федеральный закон «Об общих принципах организации местного самоуправления в Российской Федерации», согласно статье 11 которого территория субъекта состоит из территорий поселений и городских округов. В Ингушетии территории поселений и городских округов  определены Законом  Республики Ингушетия от 23.02.2009 № 5-РЗ «Об установлении границ муниципальных образований Республики Ингушетия и наделении их статусом сельского, городского поселения, муниципального района и городского округа» на основании Федерального закона «О мерах по организации местного самоуправления в Республике Ингушетия и Чеченской Республике». На данный закон ссылается и КС России, указывая, что этот закон не устанавливает границы Ингушетии с Чечней. Это, на наш взгляд, единственно верное утверждение в анализируемом постановлении КС России. Но этот же закон определяет, какие муниципальные образования существуют в Ингушетии, их территории и границы. Следовательно, территория Ингушетии состоит из территории ее муниципальных образований, также как и территория России состоит из территории ее субъектов.

               КС России, как видно из его решения, вопрос об изменении территории Ингушетии в результате заключении соглашения о границе от 26.09.2018г. вообще не рассматривал, сославшись на то, что при установлении границы между субъектами речи о передаче какой-то части территории от одного субъекта другому не происходит.

               Между тем, КС Ингушетии в своем постановлении от 30.10.2018г. подробно исследовал данный вопрос и на основании экспертного заключения кадастрового инженера и других материалов установил, что в результате заключения соглашения изменяются территории (в сторону уменьшения) трех муниципальных районов и 11 поселений Республики Ингушетия.  Таким образом, совершенно очевидно, что соглашение от 26.09.2018г. существенным образом изменяет в сторону уменьшения территорию Ингушетии и потому проведение референдума в данном случае необходимо в силу прямого предписания части 2 статьи 3 Конституционного закона Республики Ингушетия «О референдуме Республики Ингушетия».

               КС России, основываясь на рекомендации Парламентской Ассамблеи Совета Европы, указывает, что референдумы нельзя рассматривать как альтернативу парламентской демократии и ими нельзя злоупотреблять. В контексте рассматриваемого нами случая и с учетом практики проведения референдумов в России данное утверждение вызывает недоумение.

               Что касается того, что нельзя референдумом подменять органы народного представительства, то республиканский закон, который предусматривает проведение в строго определенных случаях референдума, принят парламентом республики и законодательный (представительный) орган сам решил, что по соответствующим вопросам, затрагивающим жизненно важные интересы населения, требуется выявления мнения граждан посредством референдума.

               КС России, выдернув из контекста определенную фразу, исказил и извратил смысл  Рекомендации №1704 (2005) Парламентской Ассамблеи Совета Европы. В подтверждение этого полностью приведем текст пунктов 5-8 указанного документа:

               «5. Будучи убеждена в том, что прямая и представительная формы демократии дополняют друг друга, Парламентская Ассамблея рекомендует использовать референдумы как средство укрепления демократической легитимности политических решений, усиления подотчетности представительных органов, повышения открытости и транспарентности процессов принятия решений и поощрения непосредственного участия электората в политическом процессе. Взаимодополняемость прямой и представительной форм демократии означает, что референдумы не должны рассматриваться в качестве альтернативы парламентской демократии и что ими не следует злоупотреблять для подрыва легитимности и примата парламентов как законодательных органов.

6. В этой связи Ассамблея ссылается на деятельность комплексного проекта «Демократические институты в действии» и, в частности, на Конференцию по теме «Будущее демократии в Европе» (Барселона, 17-19 ноября 2004 года), на которой участие граждан было определено в качестве одной из приоритетных областей работы Совета Европы и было заявлено о поддержке дальнейшего развития новых форм работы в области прямой демократии, в частности референдумов. Кроме того, в «Зеленой книге», подготовленной по поручению Генерального секретаря Совета Европы в рамках того же проекта, Совету Европы рекомендуется подготовить проект руководства по референдумам и инициативам.
7. Ассамблея полностью поддерживает этот тройственный подход. Во-первых, вновь подтверждая свою позицию, изложенную в ее резолюции 1353 (2003), озаглавленной «Будущее демократии: укрепление демократических институтов», Ассамблея убеждена в том, что следует поощрять проведение референдумов как один из способов укрепления демократического процесса в государствах-членах Совета Европы и сближения электората и лиц, принимающих решение.
8. Во-вторых, с учетом того, что даже в демократических государствах референдумы иногда используются для легитимизации недемократической политики, Ассамблея признает, что Совет Европы должен пропагандировать передовую практику проведения референдумов в целях уменьшения числа любых возможных злоупотреблений, в том числе опасности использования этого инструмента в обход принципа верховенства закона или для подрыва легитимности представительных органов.».

               Вот так виртуозно умеет КС России вводить в заблуждение граждан, утверждая, что такой авторитетный орган как Парламентская Ассамблея Совета Европы, выступает против проведения референдумов.

               4.Учет мнения населения при изменении границ территории, в которой осуществляется местное самоуправление.

               В пункте 3.2 постановления КС России утверждает, что требование об учете мнения населения, установленное ст. 131 Конституции России и ст. 103 Конституции Ингушетии, не распространяется на случаи установления границ территории субъекта как такового. При этом суд сослался на статьи 3, 5, 65, 66 , 67 и 71 и сформулированные на их основе судом правовые позиции.

               Во-первых, в этих статьях Конституции РФ ничего не говорится не об установлении границ между субъектами, не об организации местного самоуправления и никакого отношения данные конституционные нормы к данному вопросу не имеют.

               Во-вторых, КС России стыдливо умалчивает, о каких правовых позициях суда по данному вопросу идет речь, в каких решениях они выражены. А почему умалчивает? Да потому, что таких правовых позиций не существует и суд их не формулировал.

               В-третьих, раскрывая содержание конституционных основ гарантирования самостоятельности местного самоуправления, в том числе при проведении муниципально-территориальных изменений, КС России в ряде решений (Постановления от 24 января 1997 года N 1-П, от 16 октября 1997 года N 14-П, от 3 ноября 1997 года N 15-П, от 30 ноября 2000 года N 15-П, определения от 13 июля 2000 года N 195-О, от 10 июля 2003 года N 289-О, от 3 апреля 2007 года N 171-О-П, от 6 марта 2008 года №214-О-П и др.) сформулировал совершенно противоположные правовые позиции:

               «Конституционное предписание об учете мнения населения при изменении границ территорий, в которых осуществляется местное самоуправление, относится к элементам конституционно-правового статуса местного самоуправления и является одной из необходимых гарантий права граждан на самостоятельное решение вопросов местного значения. Данный императив ограничивает свободу усмотрения законодателя и правоприменителя при принятии ими решений, касающихся изменения территориальной организации местного самоуправления; при этом в любом случае изменение территориальной организации местного самоуправления не может приводить к отказу от него.

Таким образом, конституционное регулирование местного самоуправления, в том числе в его нормативно-доктринальной интерпретации, содержащейся в решениях Конституционного Суда Российской Федерации, предусматривает учет мнения населения при изменении границ территорий, в которых осуществляется местное самоуправление, в качестве универсального требования и необходимого условия проведения муниципально-территориальных изменений независимо от их характера, сужения либо, напротив, расширения пространственной сферы реализации права на местное самоуправление, а также конкретного состава территорий, выступающих объектом изменений.».

КС России также умолчал и об императивном требовании учета мнения населения, содержащемся в ратифицированной Россией и потому являющейся в силу части 4 статьи 15 Конституции России составной частью ее правовой системы, Европейской хартии местного самоуправления (статья 5). Почему умолчал? А потому, что если международным договором установлены иные правила, чем предусмотренные российскими законами, то применяются правила международного договора (ч. 4 ст. Конституции РФ), а такого допустить КС России не мог.

5. Границы муниципальных образований в условиях отсутствия установленных границ между субъектами.

КС России, пытаясь доказать, что учет мнения населения при установлении или изменении границ между субъектами не нужен, сделал очень опасный в российских условиях вывод о том, что границы муниципальных образований нельзя считать определенными (даже если эти границы закреплены в соответствующих законах), если не установлены путем заключения межрегиональных соглашений границы между субъектами. Например, если руководствоваться данной правовой позицией КС России, то границы всех сопредельных муниципальных образований  Ингушетии, а также многих других субъектов (Дагестан, Северная Осетия и др.) в настоящее время нельзя считать установленными.  Такой подход может породить бесчисленные споры и конфликты как между субъектами, так и между муниципальными образованиями о наличии и местоположении муниципальных границ.

КС России в анализируемом постановлении пришел к выводу, что установление и изменение границ между субъектами являются различными процедурами, как по содержанию, так и по участвующим в них лицах.  Но при этом указал, что при установлении границы между субъектами необходимо руководствоваться нормами Федерального закона «Об общих принципах организации местного самоуправления в Российской Федерации», касающимися изменения границ. Но никакого обоснования этому суд не привел. Однако, вряд ли можно использовать аналогию закона в данном вопросе.

6. Принятие закона тайным голосованием и одним чтением.

По мнению КС России, закон об утверждении соглашения о границе является специальным законом, а потому при рассмотрении такого законопроекта не допускается изменение его концепции, а  депутаты не могу вносить какие-либо поправки к его тексту, принимать такой закон можно  тайным голосованием и в одном чтении.

А дальнейший вывод КС России просто шокирует: «Следовательно, не может рассматриваться как искажение волеизъявления большинства депутатов Народного Собрания Республики Ингушетия его принятие с отступлением от процедур, установленных на основании Федерального закона «Об общих принципах организации законодательных (представительных) и исполнительных органов государственной власти субъектов Российской Федерации» от 6 октября 1999 года №184-ФЗ и предусматривающих рассмотрение законопроекта в трех чтениях (статья 7 Закона Республики Ингушетия «О порядке рассмотрения законопроектов и принятия законов Республики Ингушетия» и главы 5 Регламента Народного Собрания Республики Ингушетия».

Во-первых, ни Конституция России, ни Конституция Ингушетии, ни федеральные или республиканские законы не допускают принятие «специальных законов», при принятии которых возможны отступления от установленного порядка рассмотрения и принятия республиканских законов.

Во-вторых, даже КС России не может ограничить право депутатов регионального парламента вносить поправки по рассматриваемому законопроекту, при том, что этот законопроект содержит только две статьи.

В – третьих, КС России считает, что «парламентарии не могут быть лишены возможности выбора наиболее приемлемой, с их точки зрения, процедуры голосования», но не имеют права предлагать какие-либо поправки к определенным законопроектам. 

В – четвертых, никогда в истории законотворческой деятельности в России законы не принимались тайным голосованием. Более того, исходя из специфики правотворческого процесса такая процедура не применима к принятию законов. Но с учетом того, что Председатель КС России совсем недавно утверждал, что крепостное право было благом для России, не удивительно будет, если в следующий раз  суд выскажется в том духе, что и наличие Конституции для России не совсем обязательно.

Применительно к порядку принятия законов КС России ранее сформулировал следующую правовую позицию: «Установление, исходя из требований Конституции Российской Федерации, процедуры принятия Государственной Думой решений, в том числе ее закрепление в Регламенте Государственной Думы, и соблюдение такой процедуры является существенным процессуальным элементом надлежащего, основанного на Конституции Российской Федерации порядка принятия законодательных актов и гарантирует соответствие их содержания реальному волеизъявлению представительного органа.» (Постановление КС России от 28 марта 2017 года №10-П). Таким образом, когда речь идет о рассмотрении Государственной Думой проектов федеральных законов соблюдение процедуры, закрепленной в ее регламенте, является обязательным, поскольку гарантирует соответствие их содержания реальному волеизъявлению представительного органа. А вот когда региональный парламент рассматривает законопроект, то отступление от этих правил вполне допустимо.

7.О компетенции регионального конституционного суда

Приняв анализируемое постановление КС России, явно выходя за пределы своих полномочий, изменил компетенцию конституционных (уставных) судов субъектов РФ, которая определена ст. 27 Федерального конституционного закона «О судебной системе Российской Федерации». Указанная законодательная норма предусматривает, что региональный конституционный суд рассматривает вопросы соответствия конституции (уставу) субъекта РФ законов субъекта, нормативных правовых актов органов государственной власти субъекта, органов местного самоуправления, а также осуществляет толкование конституции (устава) субъекта РФ. Однако, КС России установил, что конституционность определенных региональных законов, утверждающих договоры и соглашения с другими субъектами РФ, не может проверяться конституционным (уставным) судом субъекта РФ, так как они находятся в нормативной связи с утверждаемым им договором (соглашением). Приведенная в обоснование этого аргументация не выдерживает никакой критики. По мнению КС России, договор (соглашение) между субъектами РФ после вступления его в силу приобретает значение правового документа, имеющего регулятивное значение для всех его участников, а проверка региональным конституционным судом конституционности такого договора был бы неправомерным отступлением от выраженного им волеизъявления. Тем самым, КС России поставил под сомнение принцип обязательности вступившего в законную силу судебного акта, закрепленный в ст. 6 Федерального конституционного закона «О судебной системе Российской Федерации».

Если следовать такой логике, то соответствующие региональные законы не могут оспариваться и в суде общей юрисдикции по правилам Кодекса административного судопроизводства Российской Федерации на предмет соответствия их федеральным законам, а этот суд не может принимать решение о признании таких актов недействующими. Получается, что в связи с принятием данного постановления КС России суды общей юрисдикции не могут рассматривать дела о признании недействующими региональных законов, которыми утверждаются договоры (соглашения) между субъектами, так как такое решение суда общей юрисдикции будет затрагивать интересы другого субъекта.

Также КС России в указанном постановлении возложил на себя конституционно-правовую охрану конституций (уставов) субъектов РФ и обеспечение конституционной законности в субъектах РФ. Однако, ни Конституция России, ни ФКЗКС не наделяют КС России такими полномочиями.

При этом, КС России ранее опять же высказывал совершенно иные позиции по вопросу о компетенции региональных конституционных судов. В частности, в Определении от 27.12.2005г. №522-О указывается следующее: «Согласно Федеральному конституционному закону «О судебной системе Российской Федерации» конституционные (уставные) суды субъектов Российской Федерации входят в судебную систему Российской Федерации как суды объектов Российской Федерации; они могут создаваться субъектами Российской Федерации для рассмотрения вопросов соответствия законов субъекта Российской Федерации, нормативных правовых актов органов государственной власти субъекта Российской Федерации, органов местного самоуправления субъекта Российской Федерации конституции (уставу) субъекта Российской Федерации, а также для толкования конституции (устава) субъекта Российской Федерации; решение вопроса о необходимости создания такого суда является прерогативой субъекта Российской Федерации, и субъекты Российской Федерации самостоятельно определяют порядок организации и деятельности данных судов, в том числе их компетенцию, с учетом федерального регулирование и правовой помощи этого судебного института (статьи 4, 17 и 27). Толкование решений, принимаемых конституционными (уставными) судами субъектов Российской Федерации, и выяснение вытекающих из положений мотивировочной и резолютивной частей этих решений правовых последствий не относятся к компетенции Конституционного Суда Российской Федерации, а осуществляются самими конституционными (уставными) судами субъектов Российской Федерации либо соответствующими правоприменительными органами, включая суды общей юрисдикции и арбитражные суды, в процессе вынесения правоприменительных актов на основе данных решений.».

Очевидно, что своим решением КС России явно нарушил принцип окончательности решений конституционных (уставных) судов субъектов РФ, закрепленный в статьях 6 и 27 Федерального конституционного закона «О судебной системе Российской Федерации». Следовательно, у заявителей по делу есть все основания для обращения в Европейский суд по правам человека, поскольку нарушение принципа окончательности вступившего в законную силу судебного решения означает нарушение предусмотренного ст. 6 Европейской конвенции о правах человека и основных свободах права на справедливый суд.

8.Заключение

Итак, по вопросу конституционности республиканского закона об утверждении соглашения о границе на данный момент мы имеем два решения органов конституционного правосудия:

а) Постановление КС Ингушетии от 30.10.2018г., принятое в пределах его компетенции,  которое не может быть пересмотрено иным судом, а значит подлежащее неукоснительному исполнению в силу предписания ст. 6 Федерального конституционного закона «О судебной системе Российской Федерации» и вышеуказанных правовых позиций КС России;

б) Постановление КС России от 6 .12.2018г., принятое с превышением полномочий данного суда в качестве суда апелляционной инстанции по отношению к региональным конституционным судам, искажающее конституционные принципы и нормы, а потому не имеющее правового значения.

Магомед Торшхоев