Прошло ровно два года со дня подписания соглашения об изменении границы Ингушетии, по которому в состав Чечни было передано 10% ингушской территории или 34 тысячи гектаров высокогорной части Сунженского района.
Соглашение было подписано втайне от жителей республики, без проведения референдума. Большинство депутатов Народного собрания РИ проголосовали против ратификации соглашения, но результаты голосования были сфальсифицированы. Пятеро депутатов: Бейал Евлоев, Ахмед Накостхоев, Марем Амриева, Сеит-Салам Ахильгов и Зелимхан Оздоев — до сих пор судятся. Они прошли все российские судебные инстанции, готовят обращение в ЕСПЧ.
В сентябре 2018 года в республике начались стихийные митинги. 25 сентября у здания администрации глава Сунженского района Иса Хашагульгов объявил об отставке. 26 сентября акции протеста начались в Магасе, столице республики. Они не прекращались в течение полугода.
Согласованный митинг 26 марта 2019 года собрал, по разным оценкам, от 2 до 30 тысяч человек, и был объявлен бессрочным. А в 4 часа утра следующего дня, во время утренней молитвы, Росгвардия начала разгонять людей, спровоцировав людей на агрессию. Начались столкновения. Произошли массовые задержания участников и лидеров народного протеста. Против 44 человек возбуждены уголовные дела, около 300 человек заплатили большие штрафы.
Семеро фигурантов «ингушского болотного дела» (по аналогии с московским «болотным делом» 2012 года — ред.) — Барах Чемурзиев, Багаудин Хаутиев, Малсаг Ужахов, Ахмед Барахоев, Зарифа Саутиева, Муса Мальсагов и Исмаил Нальгиев — обвиняются не только в организации нападения на силовиков, но и в создании экстремистского сообщества. Сейчас они находятся в следственных изоляторах Нальчика, Владикавказа, Ессентуков и Пятигорска.
24 июня 2019 года объявил об отставке глава Ингушетии Юнус-Бек Евкуров. На его место был назначен Махмуд-Али Калиматов, ставленник Москвы, проработавший чиновником в Самарской области, бывший прокурор Ингушетии.
«Фортанга» разбирается, в чем истинная причина инициативы по изменению границы Ингушетии и Чечни, как изменилась ситуация в республике за прошедшие два года, что дал республике новый глава и есть ли позитивные перспективы выхода из общественно-политического кризиса.
Депутат Народного собрания Ингушетии Закрий Мамилов считает, что общественно-политическая обстановка в республике продолжает оставаться напряженной, и в любой момент можно ожидать новой волны протестов: был бы повод. «События сентября 2018 года вызвали всплеск недовольства, выразившегося в многодневных митингах. Это настроение никуда не делось. Люди просто немного затаились. Пружина сжата до предела, но в любой момент она может так разжаться, что мало не покажется. Не стоит думать, что прошло время, беспрецедентное предательство власти забыто, вопросы эти потеряли свою актуальность, земли отданы и все. Народ все помнит, все это свежо. Люди в душе очень недовольны, чувствуют себя оскорбленными. Но пока терпят».
Член федерального Бюро партии «Яблоко» Руслан Муцольгов видит небольшие изменения в работе республиканских органов власти, но в то же время отмечает «абсолютное игнорирование властью всего гражданского общества» как устоявшийся стиль руководства: «Речь идет об отсутствии диалога с гражданским обществом. Сегодняшняя власть вообще не встречается с общественностью, с представителями НКО, с гражданскими активистами, что, скорее всего, вызвано страхом того, что общественность будет озвучивать те проблемы, которые стоят в республике в связи с массовыми репрессиями и событиями последних двух лет, вызвавшими такой большой общественный резонанс.
Раньше власть создавала видимость диалога с представителями общественности, проходили систематические встречи как минимум четыре раза в год. При этом Евкуров массово использовал гражданское общество для достижения своих целей, уделял много внимания пропаганде в СМИ и социальным сетям, формировал положительный образ. Пытался заручиться поддержкой общественности, лидеров общественного мнения, или хотя бы сделать так, чтобы они избегали критиковать и обличать его. Ему крайне важно было избежать различного рода протестных акций, а так же критичных материалов в СМИ и соцсетях. Помимо его восхваления в подконтрольных ему информационных ресурсах, велась работа по дискредитации его оппонентов, людей имеющих иное мнение и смело озвучивавших его. А сегодняшняя власть просто затаилась. Она боится того, что оно будет задавать актуальные вопросы, от которых она увиливает. Это отличие Калиматова от его предшественника».
Ему вторит адвокат Магомед Аушев: «Калиматов абсолютно ничего не сделал для освобождения политических заключенных и вообще никакого диалога с ингушским обществом. Евкуров вначале пытался наладить диалог, встречался со всеми, даже с религиозными деятелями различных течений, пытаясь их примирять. Он хотя бы изображал бурную деятельность, а Калиматов просто сидит. Вначале с его стороны были невнятные попытки борьбы с коррупцией, но они быстро заглохли. Кого-то задержали, потом все вышли, и тишина. Те, кто реально наворовал и обогатился за бюджетные деньги остались в стороне от внимания правоохранителей».
«Актуальными вопросами», которых избегает власть, респонденты «Фортанги» считают ситуацию с ингушскими политзаключенными.
Закрий Мамилов, у которого в СИЗО Подмосковья находится сын, обвиняемый в причастности к террористической организации «Исламское государство» и преследование которого депутат связывает со своей оппозиционной позицией, осуждает стратегию замалчивания, выбранную руководством республики, и считает, что власть таким образом дискредитирует сама себя: «Преследований по политическим мотивам и новых посадок, после ухода Евкурова вроде бы не было, но из 44 политических заключенных 18 по-прежнему сидят в различных СИЗО под следствием. Это именно политзаключенные, хотя им инкриминируются уголовные статьи.
И руководство республики не принимает никаких мер, чтобы хотя бы облегчить их участь. Руководство республики очень болезненно реагирует на вопросы касательно принятия мер по прекращению беспредела со стороны силовиков. Между тем, наши политзаключённые сидят за пределами Ингушетии, в соседних республиках. Власть считает, что если заключенных увезли за сто километров, то это приглушит волнения общественности. Власть унижает саму себя, не предпринимая ничего, чтобы вернуться в правовое поле и судить этих людей на своей территории в соответствии с законом. То, что активистов держат по правовому беспределу, пытаясь притянуть статью за организацию экстремистского сообщества, видно невооруженным глазом».
Мамилов считает, что семеро фигурантов «ингушского болотного дела» обвиняются вообще незаслуженно, так как не организовывали протесты, бывшие стихийным выражением воли народа, а лишь присоединились к ним и пытались придать им мирную форму: «Эти люди нашли в себе силы направить протест в правильное русло. Их заслуга, что так организованно, без нарушения общественного порядка тысячи людей три недели стояли на площади. Власть должна быть благодарной Ахмеду Барахоеву, Мусе Мальсагову, Мальсагу Ужахову, Бараху Чемурзиеву, Багаудину Хаутиеву, Зарифе Саутиевой и другим — за то, что они не спали все это время, благодаря чему протест был мирным».
Член федерального Бюро партии «Яблоко» Руслан Муцольгов также считает основной проблемой в республике нарушения прав человека. «Они не прекратились, а просто видоизменились, и какие-то виды нарушений прав человека стали проявляться больше, какие-то меньше. Массовыми стали репрессии в отношении гражданского общества — лидеров и участников народного протеста, участников массовых акций. Права человека, которые нарушались, связаны с обеспечением справедливого судебного разбирательства, соблюдением процессуальных прав», — говорит общественник.
«Сегодняшнее руководство республики сторонится любых вопросов, связанных с соглашением, подписанным 26 сентября 2018 года, и с развязанными затем в отношении лидеров и участников гражданского протеста репрессий, — объясняет позицию власти Муцольгов. — Репрессии были развязаны в отношении огромнейшего числа людей. Их жертвами стали не менее 300 человек, привлеченных к административной ответственности, к огромным штрафам, либо арестованных. Это десятки уволенных, это около 40 неправительственных организаций и коммерческих структур, которые подверглись проверкам, обыскам и фактически прекратили свое существование. В республике было произведено более ста обысков с использованием тяжелой бронетехники и вооруженного до зубов спецназа. Фигурантами уголовного дела стали около 60 человек, из них 44 было арестовано».
Также многие заметили возобновление в 2020 году практики насильственных исчезновений людей. «При Калиматове силовики вернулись к практике физического уничтожения молодых людей, подозреваемых в преступлениях террористической направленности. В последние десять лет, при Евкурове этого практически не наблюдалось; эта тенденция вернулась недавно», — рассказывает Аушев. Совет тейпов также поднимал эту тему на своем заседании в конце августа, однако при попытке ее исследовать более серьезно его членам пришло «официальное предостережение» от Центра «Э». «Рассылка подобных документов, в которых Центр «Э» «официально предостерегает» активных граждан от опрометчивых действий и критики власти стало распространенной практикой в работе силовиков», — поясняет Аушев.
Также Аушев вспомнил преследование в республике множества НКО (за два года около сорока — ред.) Например, запрет Совета тейпов и признание иностранным агентом филиала «Правовой инициативы».
Сейчас на новоиспеченной границе Ингушетии и Чечни размещены вооруженные блокпосты. Там, кроме красивого леса и гор находятся также исторические памятники, о принадлежности которых к чеченцам или ингушам ломают перья ученые. Ингушей туда не пропускают.
Закрий Мамилов рассказал «Фортанге» о попытке нескольких ингушей посетить свои родовые кладбища, столкнувшихся с вооруженными до зубов силовиками: «Доступ в этот район сейчас полностью закрыт, несколько человек хотели посетить свои родовые кладбища, и им пришлось вернуться. Это красивейшие места, где остались древние могильники, крепостные сооружения, древние башни ингушских тейпов. Насчет принадлежности орстхоевцев к чеченцам или ингушам ведутся споры, но это чисто ингушские территории, там жили Цечоевы, Мержоевы и Цароевы. Все это культурное наследие, а также нефтяное месторождение перешли в состав Чеченской республики».
Возможно, дело все же в Датьыхском нефтяном месторождении. Нефть здесь находится на большой глубине, что вызывает высокое содержание в ней сероводорода. Однако современные технологии позволяют ее перерабатывать. Это приблизительно три миллиона тонн нефти.
Мамилов считает, что легкость передачи этого участка связана именно с его незаселенностью: «Конечно, если бы на этой территории жили люди, таким наглым, беззаконным образом границы было бы не изменить. Тут сыграло роль то, что там не населенная местность, а исторические памятники».
Несмотря на то, что в переданной местности люди не проживают, реакция на изменение границ была очень сильная как в Сунженском районе, так и во всей Ингушетии. «Жители района резко негативно отреагировали на соглашение об изменении границ. Я не понимаю, в чьей больной голове могла родиться мысль о передаче каких-то земель! — восклицает Аушев. — И это в республике, которой до сих пор кровоточащей раной является вопрос о Пригородном районе. У ингушей крайне болезненное отношение к вопросу границ, такого, наверное, нет ни у кого в мире. У меня есть свое мнение. Кадыров обрел невероятную силу: у него своя армия, мощнейшие рычаги влияния на Кремль. Кадыров смотрит на своего начальника, Путина. Путин присоединил Крым — Кадыров тоже хочет что-нибудь присоединить. Это повторение за Путиным, демонстрация власти. Эта земля Кадырову не нужна, там даже никто не живет».
Единственным законным органом, который сумел сказать свое слово по вопросу незаконного изменения границ, стал Конституционный суд Республики Ингушетия. Голосование по данному соглашению в Парламенте было фальсифицировано. «Все инстанции российской судебной системы проигнорировали даже то, что 14 депутатов заявили в Магасском суде, что они голосовали «против», а по официальной версии их было только четверо и 17 – «за». — рассказывает председатель депутатской Комиссии по этике в Народном собрании Закрий Мамилов. — Еще пятеро испортили бюллетени в знак протеста. Голосование было только в одном чтении (но протоколы этих чтений есть), что тоже нарушение закона.
Мы попросили отменить результаты голосования и принятие закона по изменению границы. Подавали заявление в СК. Продолжением этой линии беззакония и преследования по политическим мотивам стала попытка ликвидировать Конституционный суд Республики Ингушетия — опять же в обход закона, потому что федерального закона, который бы передавал функции конституционного суда другим инстанциям, пока нет. Я думаю, что еще один-два таких случая грубого попрания закона».
Магомед Аушев считает, что новый глава республики Калиматов заслан в Ингушетию с определенной миссией. И инициатива по внесению в ингушский парламент законопроекта по ликвидации Конституционного суда Ингушетии — это только «первая ласточка». «Ингушетия, как и другие республики, имеет хотя бы чисто декларативную автономию, признаки государственности — второй государственный язык, Конституцию, какие-то законы. В Москве кому-то это не дает покоя. Слышны голоса, что национальные республики это плохо, это сепаратизм. Решить проблему можно, создав губернии, области, края, как в основном поделена вся Россия. Вполне возможно, что миссия Калиматова заключается в том, чтобы максимально урезать эту государственность Ингушетии. Хотя я не исключаю, что перед ним вообще может быть поставлена задача ликвидации статуса Ингушетии как отдельной республики».
В целом положительных изменений в республике за два года не произошло ни в одной сфере. Растет безработица, люди уезжают в другие регионы в надежде там заработать. Ингушетия продолжает оставаться чемпионкой РФ по бедности населения.
«Денег в республике как не было, так и нет. При Евкурове деньги, поступавшие в республику, «осваивались» семьей Евкурова и его окружением, но они хотя бы направлялись сюда из Москвы. Сейчас не поступает ничего. Здесь денег нет, работы нет, никакого производства нет. Понастроили школ, детских садов. Это хорошо, но людям надо где-то работать. Я не понимаю, почему полная дотационность республики всех устраивает. Разве не лучше было бы если Ингушетия сама кормила себя», — говорит Аушев.
«Отношение федерального центра к Ингушетии также не изменилось, — считает Аушев. — Федеральный центр как считал нас папуасами, так и считает. Республиканские кадры заменяют «варягами» из других регионов. В МВД и ФСБ практически не встретишь ингуша. Федералы ингушам не доверяют, считают, что они не могут самостоятельно управляться. Незнание местной специфики, тонкостей порождает неожиданные проблемы во время проведения операций, в работе силовиков. Слон в посудной лавке! Приезжают молодые амбициозные ребята, которые хотят здесь пройти какой-то этап карьеры в надежде потом пойти на повышение. И они рвут удила, пытаясь показать себя самыми крутыми жесткими руководителями».
Мила Цвинкау
